Р  Е  Р  И  Х  О  В  Е  Д  Е  Н  И  Е
Портал
Культура
15 дек 2024, 03:49
УРАЛ: UTC + 5 часов


Исследования

 





М. МИРОНОВА, А. ПУЗИКОВ

24 Декабря 2022 г.

Тибетский этап центральноазиатской экспедиции Н. К. Рериха.

Легенды и реальность.



От авторов

Центрально-азиатская экспедиция Рерихов привлекала внимание многих исследователей: историков, востоковедов, писателей, публицистов.

Однако, проведя независимое исследование, мы можем утверждать, что в основе укоренившегося стереотипа восприятия и описания этих событий лежит идеалистически эмоциональное видение, сложившееся на волне массового интереса к Рерихам и их философии, а не исторические факты и их объективный анализ.

Многогранный феномен личностей Рерихов на фоне глобального кризиса социально-религиозного устройства общества начала 20-го века и сложной общественно-политической обстановки в мире послужил причиной своеобразного истолкования всего, что связано с их путешествиями, а также избирательной подачи одних фактов и замалчивания других.

Один из ключевых вопросов: посещали ли Рерихи столицу Тибета запретный город Лхасу? – до сих пор остается до конца не разрешенным с позиции четко выстроенной научной логики и имеющихся в распоряжении исследователей фактов.

Мы поставили перед собой задачу критически переосмыслить все, что связано с путешествием Рерихов через Центральную Азию и, в частности, Тибет, проверить уже известные факты и, по возможности, найти новые. Провести связующий логический анализ опубликованных Юрием и Николаем Рерихами материалов и отчетов экспедиции, тетрадей с записями Елены Рерих, путевых дневников других членов экспедиции, имеющихся в архивах фотографий и документов, а также архивных материалов английской разведки из Делийского национального архива.

Проделанная нами работа позволила выявить как ранее неизвестные факты, так и пересмотреть сложившиеся стереотипы подхода к уже известным, выявив в них новые грани.

Выражаем признательность коллегам: главному редактору Slavica Occitania Дани Савелли (университет Тулузы, Франция) и заведующей архивом музея Рериха в Нью-Йорке Наталье Фоминой за помощь с источниками для публикации; а также, особенно: директору музея Николая Рериха в Нью-Йорке Гвидо Трепше и главному хранителю музея Дмитрию Попову за ценные замечания и дополнения к статье.

Гл. 1. Причины и обстоятельства задержки экспедиции в Нагчука.

В двадцатых годах ХХ века Тибет и особенно его столица Лхаса были закрыты для большинства иностранцев. Исключение составляли паломники-буддисты из ряда соседних стран, включая монголов, калмыков и бурят, а так же торговые караваны. Англичане, совершив военное вторжение в Тибет в 1904 году, получили некоторые преференции на посещение Центрального Тибета и Лхасы. Однако в результате внутреннего политического кризиса 1924 года, в правящей элите Тибета усилились антибританские настроения, что ограничило возможности для посещения страны даже высшим британским чиновникам.[1.1]

Европейских исследователей и путешественников, пытавшихся войти в Тибет, выдворяли обратно. В некоторых случаях им позволяли пройти обходными окраинными путями, минуя Центральный Тибет и Лхасу, под строгим контролем приставленных чиновников.

Тем не менее, европейцам У. М. Макковерну в 1923-м и А. Дэвид-Неэль в 1924-м годах все-таки удалось проникнуть в запретный город без разрешения. Также, как и Рерихи, они считали себя принадлежащими к буддийской культуре. А. Дэвид-Неэль была буддистом-практиком, а У. М. Макковерн получил ученую степень в буддийском монастыре в Киото. Им удалось преодолеть запрет, переодевшись в простых тибетцев. Стойко перенося холод и недостаток пищи, рискуя жизнью при встречах с разбойниками, они прошли пешком, незамеченными, благодаря невзрачному, оборванному виду, на что решился бы не каждый европеец, а также благодаря беглому владению местными наречиями и принятию отвратительных для европейцев туземных привычек.[1.2]

У. М. Макковерн писал:

«Интересно отметить, что и он [Макдональд, британский торговый представитель в Ятунге], несмотря на личную дружбу с Далай-ламой, по причине текущей в его жилах шотландской крови, не имеет права уклоняться с так называемого торгового тракта, т. е. с узкой полосы земли, соединяющей Ятунг с городом Гьянцзе. При мне прибыл в Ятунг политический агент майор Бэйли, на которого также возложены дипломатические связи с Бутаном и Тибетом. Доступ в Лхассу закрыт и ему. В былые дни подобный запрет мешал майору Бэйли бывать в маленьком Бутане, но умелая политика постепенно смягчает этот запрет».[1.3]

Исключением в этом ряду было путешествие дипломата и исследователя стран Азии офицера британской армии генерала Д. Э. Перейра, которому удалось добраться открыто до Лхасы через восточную границу Тибета (Чамдо) в 1922 году. Именно на этот факт ссылался Юрий Рерих в разговорах с тибетскими властями, как аргумент для получения разрешения на проход в Лхасу и экспедиции Рериха.[1.4]

Остановленный на границе Тибета в конце июля 1922 года, генерал более месяца дожидался разрешения от тибетских властей, взывая о помощи к правительству Индии.

3 сентября 1922 года Перейра записал в дневнике:

«Многие препятствия преградили мне путь, но я был полон решимости победить, во что бы то ни стало. И, наконец, они стали отступать.

Я бы скорее умер, пытаясь добиться своего, чем бросил из-за страха. Если бы правительство Индии сказало «нет», я бы из чувства долга отказался от этого. Но из их отказа помочь мне я понял, что они не возражают и будут рады, если я сам смогу добиться согласия тибетцев».[1.5]

Николай Рерих, знакомый с отчетами путешественников, пытавшихся проникнуть в столицу Тибета, должен был осознавать все трудности на этом пути. Но, тем не менее, он был уверен в своих возможностях, что Лхаса открыта для него.

Изначально у Рерихов были большие планы на пребывание в запретном городе. Официально Николай Константинович подавал идею своей экспедиции, как художественную и научно-исследовательскую, но для властей Тибета она преподносилась, как «посольство западных буддистов».

Зная жизненный путь Рериха, мы не можем отрицать наличия у него незаурядного таланта политика, часто его поступки несут на себе отпечаток прагматичности и даже меркантильности, но вместе с тем, мы должны признать то, что во всех его мотивах и глобальных планах всегда преобладала идеалистическая сторона. Главным определяющим фактором его действий были глубинные духовные побуждения.

Практическая реализация духовных поисков Николая и Елены Рерих включала в себя и распространенные в то время в творческих кругах спиритические сеансы. Как результат, они приобрели незримого духовного руководителя, к указаниям и советам которого они относились с полным искренним доверием. Раскрытие темы незримого руководителя Рерихов не входит в задачи данного исследования, отметим только то, что его указания часто соответствовали запросам самих Рерихов. Совершенно логично рассматривать Рерихов в связке с их незримым руководителем как некое цельное явление, определяющее их мотивы и поступки. Благодаря тому, что Елена Ивановна аккуратно записывала его указания, полученные в коллективных беседах, и делала всё возможное для сохранения этих записей, мы имеем важный источник информации для нашего исследования.

В записях Елены Рерих читаем:

[27 июля 1927 г.] «К имени Рита Ригден разрешаю прибавить Чом Дендэ. Укажите в списке Посольства – Великий Посол Западных буддистов. Ур[Урусвати – Е. И. Рерих] – представительница женских Общин Западных буддистов. У[Удрая – Ю. Н. Рерих] – ученый доктор великих наук буддизма и санскрита, ученый секретарь Посольства. Доктор – ученый врач и знаток Западной тантры. Порт[нягин] – заведующий транспортом. Л[юдмила] и Р[ая] – заведующие хозяйством. Хорошо иметь три копии. Учитель посылает особые токи для счастливого разрешения дел. Пусть У[Удрая – Ю. Н. Рерих] спокойно идет и говорит с непреложностью – скажите ему».[1.6]

Идея духовного преобразования человечества, которая овладела Рерихами в начале 1920-х, после знакомства с доктриной буддизма предстала им в виде идеи очищения этого учения от поздний толкований – «принятие основ […] и введение их в жизнь»[1.7].

Нужно отдать должное внутренней уверенности Николая Рериха в своих целях, позволяющей преодолевать, казалось бы, самые непреодолимые препятствия. В 1916 году он написал стихотворение «На последних вратах», строчки из которого можно вполне считать девизом его отношения к препятствиям:

«Нам сказали: «Нельзя».

Но мы все же вошли.

[…]

Мы заполнили всюду «нельзя».

Нельзя все. Нельзя обо всем.

Нельзя ко всему.

И позади только «можно».

Но на последних вратах

будет начертано «можно».[1.8]

В свете такого отношения все препятствия неизменно представляли собой «последние врата», но иногда прохождение их, как и в этом случае, оборачивалось высокой ценой, не только для него самого, но и для его спутников.

Во время подготовки экспедиции Рерих добивается получения «тибетских паспортов» или разрешения на посещение столицы Тибета Лхасы от представителя Далай-ламы в Урге. В «Алтай – Гималаи» Николай Рерих напишет: «Доньер выдает подобные паспорта паломникам. Наше знание буддизма дает нам право пользоваться тем же вниманием»[1.9]. Однако, по установленным правилам, уполномоченный представитель не имел права выдавать такой паспорт лицам «сторонних» национальностей, даже если они были буддистами. Под сторонними понимались те национальности, которые не были связаны с Тибетом общими историческими корнями буддистской традиции. Доньер (донир) в Урге выдавал разрешения паломникам-буддистам из Монголии, Бурятии и Калмыкии, следовавшим в Лхасу через северные границы Тибета. Проход лиц других национальностей по паломническим паспортам считался бы прецедентом, о чем неоднократно писали тибетские чиновники в своих донесениях.

Уже после завершения экспедиции, сразу после ее прихода в Индию, 10-го июля 1928 года английский политический представитель (political officer) в Сиккиме, лейтенант-полковник Ф. М. Бейли, разбирая обстоятельства произошедшего, напишет в рапорте:

«Профессор Рерих рассказал мне, что тибетский представитель в Урге, Лобзанг Чуден, дал ему паспорт на путешествие в Лхасу. Я указал профессору, что таковой паспорт от незначительного чиновника за границей никогда не признавался в Лхасе. Аргумент профессора состоял в том, что если бы этот чиновник отказал ему в паспорте, он не пошел бы в Тибет.

3. В связи с этим необходимо помнить, что позиция тибетского представителя в советской Монголии была крайне трудной, и сильное давление могло быть оказано на него для выдачи документов подобного рода, которые, он и любой другой, должны были понимать, не имели реальной силы».[1.10]

Рерихи отправились в Тибет из столицы Монголии Урги 13 апреля 1927 года. Часть пути до Юм-бейсе на границе Монголии, пока позволяла дорога, экспедиция преодолела на машинах. Далее через центральную Гоби до урочища Шибочен китайской автономной области Кукунор двигалась 22 дня караваном на нанятых вьючных животных. В Шибочене была сделана почти месячная остановка, во время которой приобретались вьючные животные у местного населения, и формировался собственный караван.

К 24-му июня экспедиция перешла в долину реки Шарагол, где пережидала два жарких летних месяца до середины августа. Одна из причин – Елена Ивановна плохо переносила жару. Здесь же, 28 июля, к экспедиции присоединился полковник Н. В. Кардашевский[1.11].

Помимо Юрия Рериха, описывающего путь экспедиции в научных целях, путевые дневники вели врач экспедиции Константин Рябинин, начальник охраны Николай Кардашевский, а также заведующий транспортом Павел Портнягин.

В дневнике Портнягина читаем:

[13 июня 1927 г.] «Сегодня Е. И. прочла мне и доктору [Рябинин К. Н.] из своей тетрадки слова Учителя, в которых дается нам совет вести дневник путевых записей нашей Миссии. Прежде я несколько раз пробовал писать дневник, но скоро терял интерес к этому занятию; начну писать опять».[1.12]

Еще 28 мая 1927 года относительно времени, требуемого каравану на предстоящий путь в Тибет, Рябинин записал в дневнике:

«Наконец, после долгих и мучительных разговоров выясняется, что нам остается пути не менее 63-х дней без остановок. […] По словам Кончока, путь распределяется так: от Шибочена до Шарагола - 3 дня, от Шарагола до Тэйджинера - 20 дней […]. От Тэйджинера до Нэйчжи - 3 дня. […] От Нэйчжи до Дечу - 14 дней пустынного перехода по нагорью Чантанга […]От Дечу до Нагчу - 16 дней пути […] Нагчу - узловой пункт восточной и западной дорог; имеется таможня; два губернатора - духовный и гражданский. В Нагчу, во всяком случае, потребуется некоторое время для сношения с Лхасой, ибо от Нагчу до Лхасы никто не пропускается без сношения с центральным правительством».[1.13]

Таким образом, на путь от Шарагола до Нагчу по предварительным подсчетам должно было уйти около 53 дней. Плюс 7 дней до Лхасы без учета неминуемой задержки в Нагчу.

С учетом этого, двухмесячная задержка каравана в Шараголе, и выход в путь только 19-го августа выглядит, как минимум, странно, учитывая серьезный риск оказаться в суровых зимних условиях на высокогорьях Тибета перед закрытыми из-за снежных завалов перевалами на пути в Лхасу, что вряд ли могло сравниться с проблемами летней жары на солончаках Цайдама.

19 августа 1927 года, в день выхода экспедиции из Шарагола, Рябинин записал:

«В 6 ч. 25 м. утра караван выступил в составе 25 человек, 36 верблюдов и 46 мулов и лошадей, сзади верхом один из лам гнал 21 барана».[1.14]

Учитывая, что экспедиция уже преодолевала сложные снеговые перевалы и бывала в тяжелых погодных условиях, руководители должны были понимать, в каких условиях они могут оказаться вследствие задержки на границе для согласования дальнейшего продвижения, если таковое вообще будет позволено. Это обычный бюрократический процесс, требующий около двух недель на передачу документов в Лхасу и обратно, выполняемый конным посыльным, и при условии, что перевалы открыты.

Но по факту, непредвиденная задержка экспедиции в пограничной провинции Нагчука продлилась почти пять месяцев до весны 1928 года.

Из телеграммы Николая Рериха в Нью-Йорк, текст которой был отправлен с посыльным из Кампа Дзонга 16-го мая 1928 года, за несколько дней до окончания экспедиции:

«Несмотря на Тибетские паспорта, экспедиция была насильно остановлена Тибетскими властями шестого октября, два дня севернее Нагчу. Со всей человеческой жестокостью экспедиция была задержана на пять месяцев на высоте 15000 футов в летних палатках среди суровых морозов около минус сорока градусов по Цельсию. Экспедиция страдала, мечтая о топливе и корме. Во время стояния в Тибете, пять человек, монголов, бурятов и Тибетцев умерли и девяносто караванных животных были потеряны».[1.15]

13 июня 1928 года, уже после прихода экспедиции в Индию, Николай Рерих в письме, адресованном правительству Тибета и Далай-ламе, задает вопросы:

«В чем был смысл для Правительства Тибета не послать официального представителя для обсуждения планов экспедиции, и не отвечать на ряд официальных писем, адресованных Правительству Тибета высоким комиссаром Хора Кушо Капшопа[1.16]? Вместо того чтобы дать экспедиции возможность объяснить свои цели официальному представителю, посланному из Лхасы, представители Правительства задержали экспедицию на пять месяцев севернее Нагчу в угрожающих условиях. Пять человек и девяносто караванных животных погибли от недостатка еды и корма. Был сильный холод, и местные власти не попытались помочь экспедиции, а наоборот запретили местному населению продавать продукты для снабжения экспедиции. Ни одна другая страна не обращалась с нами таким варварским образом».[1.17]

С одной стороны, Рерихи возлагали вину за произошедшее на правительство Тибета, с другой – относились с подозрением к англичанам, видели в них некую силу, противодействующую их созидательным усилиям. Первое было следствием анализа реальных фактов, второе базировалось на ощущениях, подтверждаемых незримым руководителем[1.18]. С точки зрения научного подхода выглядит странным, что именно второе легло в основу научных трудов по рериховедению. Таким образом, монопольное право в рериховедении завоевала не имеющая никакого отношения к науке версия, возлагающая на власти Англии всю вину за происшедшее с экспедицией на Чантанге.

Якобы, это власти Англии, господствовавшие в Индии и диктующие Тибету свою волю, подозревая Рериха в связях с большевистской Россией, заставили правительство Тибета остановить экспедицию Рериха с намерением ее уничтожить. Главным действующим лицом этой версии был назначен английский политический представитель в Сиккиме, лейтенант-полковник Ф. М. Бейли.

Рерихи познакомились с полковником Бейли во время своего первого посещения Индии и даже считали его своим другом.

Версия о «вероломном» резиденте Бейли, пытавшемся уничтожить экспедицию, а потом с широкой улыбкой «старого друга» встречавшего тех, кого не удалось уничтожить, зародилась в художественных эссе последователей Рерихов. В подтверждение этой версии приводятся цитаты из архивных материалов английской разведки, но, по факту, вырванные из контекста, и несущие на себе печать вольной интерпретации в русле холодной войны между СССР и Англией.

Главным «локомотивом» этой версии выступил поэт-публицист В. М. Сидоров, прокомментировавший документы английской разведки из архива Дели в своей книге «На Вершинах», вышедшей в 1977 году:

«Но венцом «детективной литературы» о художнике было фантастическое заявление (соответствующий документ аккуратно подшит к делу), в котором утверждалось, что Рерих и его сын Юрий собираются возвысить «себя до уровня Далай-ламы и установить большевистский контроль до границ Индии!»[1.19]

Крайне странно, что эта трактовка исторических событий так и осталась непроверенной исследователями и принималась как неоспоримый факт.

Сразу отметим, что Валентин Сидоров не был знаком с делийским архивом лично, и ссылался на Л. В. Митрохина, советского журналиста-международника, работавшего в этом архиве на протяжении ряда лет.[1.20]

Действительно, в документах английской разведки подшит упомянутый документ, и он составлен и подписан министром иностранных дел правительства Индии Э. Б. Хауэллом 9 марта 1932 года. Только по факту, это запись мнения миссис Вейер, выказанного ею в частной беседе во время пребывания у него в гостях со своим мужем полковником Вейером, сменившим полковника Бейли на посту политического представителя в Сиккиме в конце 1928 года.

Читаем в оригинале:

«Миссис Вейер высоко интеллигентная и возможно в равной степени впечатлительная леди, убедила себя в том, что пазл Рериха является политической загадкой первостепенной важности. Она думает, что его позиция в Кейланге (несмотря на его многомесячный снежный период в течение года) является его ключевой позицией для поддержания связи с русскими службами на противоположной стороне Тибета. Она думает, возможно информация получена от Ладен-Ла[1.21], что он тратит деньги направо и налево с опрометчивой расточительностью, и она права, говоря, что это требует объяснения. Мое собственное объяснение в том, что доктор Рерих является шарлатаном, чье главное занятие в жизни – вытянуть столько денег, сколько возможно из богатой и доверчивой публики Нью-Йорка. На это она ответила, что это может быть только одной из его целей, но поскольку он является человеком поразительных способностей, это не может его полностью удовлетворить. По сообщению ее подруг из Лхасы, весь буддийский мир сейчас на цыпочках от ожидания прихода нового Будды, называемого Майтрейя. Согласно древним пророчествам не должно быть более, чем 13 Далай-лам, и настоящий Далай-лама 13-й.[…] Короче, всё готово к появлению ослепительной фигуры, которой может быть сам Рерих, либо его сын, которая поставит себя в позицию Далай-ламы и установит большевистский режим вплоть до границ Индии».[1.22] [выделено авт.]

Было бы очень странным, если бы прагматичная английская разведка стала основывать свое отношение к Рерихам не на фактах, предоставленных их резидентом в Сиккиме, а на эмоциональном мнении его жены. Далее в том же документе читаем:

«Все это, несомненно, звучит слишком фантастично, но не должно быть оставлено без дальнейшей проверки. […]Тем временем, пока сообщение с Кейлангом благодаря успешному наступлению весны станет возможным, мы обсудим, стоит ли принимать какие-либо шаги, и если да, определим конкретно то, что должно быть выяснено с большой точностью, относительно того, что Рерих реально делал в этой удаленной провинции».[1.23]

Этот документ, как и весь массив архивных документов английской разведки, касающихся Рерихов, достаточно ясно показывает отношение к ним англичан. Они подозревали Рерихов лишь в симпатиях к большевизму и даже считали его «шарлатаном», но не более.

О том, как формировалось мнение о Николае Рерихе у английских властей Индии, ярко свидетельствует следующая характеристика из письма Министерства иностранных дел (Foreign Officer) временному поверенному в делах Вице-короля Индии в Москве, от 17-го ноября 1926-го года, касаемо более раннего инцидента в Тангмарге:

«5. Вице-король сделал запросы Резиденту Кашмира, который сообщил, что пока мистер Рерих был в Тангмарге, возникла ссора между прислугой экспедиции и водителем, который утверждал о перегрузке его грузовика: возникли выстрелы, но никто серьезно не был ранен. Мистер Рерих, который никогда не был в легкой опасности от атак и приставаний, полностью потерял голову, вообразил вооруженную армию, и отправил серию нелепых телеграмм, требуя вооруженной полицейской защиты от организованных банд. Судья, хирург резиденции и полиция поспешили на место происшествия и нашли, что имела место, как уже сказано выше, обычная ссора. Мистер Рерих затем пришел в себя и телеграфировал резиденту, что он не будет жаловаться, что это была простая ссора, и что он надеется, что тема исчерпана. Он принес извинение за свое поведение и плохое знание английского.

[…]

6. Резидент позволил ему проследовать в Лех, хотя, учитывая сказанное, сомнительно, в виду его глупого поведения, предоставлять возможность столь неуравновешенным индивидуальностям посещать приграничные территории».[1.24]

Этот документ отражает не личное мнение одного из чиновников, а согласованно-выверенное мнение всех вовлеченных в проблему высокопоставленных лиц английской разведки. Именно это отношение становится базовым стержнем, на который нанизываются все дальнейшие сведения, получаемые относительно Рерихов.

До событий в Хотане в ноябре 1925 года, где экспедиция была арестована местным правителем, английская разведка не уделяла Рерихам особого внимания. О путешествии Рерихов даже не был поставлен в известность Британский консул в Кашгаре майор Гилан, о чем он написал в рапорте и просил впредь его заранее информировать о «подобных визитах».[1.25] Рерих обратился к нему за помощью, представляясь американским гражданином, и Гилан не замедлил ее оказать, пользуясь своими дружественными связями с правителем Урумчи.[1.26]

Уже после того, как конфликт был улажен, Гилан, как ответственный чиновник, выяснил, что у Николая Рериха нет американского гражданства, что по факту он оставался гражданином России и имел на руках паспорт, выданный Временным Правительством 1917-го.[1.27]

Также выясняется, что еще в мае этого 1926 года английская разведка получила сообщение от паспортного служащего из Нью-Йорка о том, «что Рерих (несмотря на все его заверения) был под подозрением «в симпатиях к коммунистической деятельности», которое было оставлено без внимания.[1.28]

Однако, какого-либо особого интереса у английской разведки Рерихи в этот период не вызывали, выполнялась лишь стандартная процедура сбора информации о путешественниках-иностранцах.

Только к сентябрю 1926 года английской разведке стало известно о поездке Рерихов в Москву. Майор Гилан написал в рапорте:

«[…]я получил сообщения одновременно из китайских и советских источников, что Профессор Рерих и его семья проследовали из Урумчи в Москву, а не в основной Китай, как они декларировали свои намерения.

[…]очень удивительно, что антиреволюционный экс-русский субъект получил разрешение и был подходящим для возвращения в Советскую Россию».[1.29]

Это усилило подозрения в отношении Рерихов в их симпатиях к большевизму и послужило основанием для запрета им посещать территорию Индии.

12 января 1927 года помощник директора Бюро Разведки Индии эсквайр М. Ф. Клери запишет в неофициальном меморандуме:

«Прошлым ноябрем мы обращались к правительству Лондона и предположили, что в виду того, что известно против Рериха, и, в частности, его проследования в Москву, Индийские офисы должны быть информированы о таковых действиях, которые они должны необходимо учитывать, если Рерих вновь обратится за разрешением на въезд в Индию.

Комментируя это Лондон сказал: - «Я совершенно согласен, что если Проф. Рерих * * * *реально уехал в Москву, мы не сможем в будущем относиться к нему иначе, чем как к потенциальному пропагандисту или агенту………

Хорошо бы, тем не менее, убедиться, что информация относительно его путешествия в Москву корректна».[1.30]

В этот период никаких сведений о действиях и перемещениях Рерихов до английских спецслужб практически не доходило.

29-го апреля 1927 года в «Пекин-Тяньцзинь Таймс» была напечатана заметка, в которой говорилось:

«Николай К. Рерих, известный художник и исследователь, только что покинул Ургу, столицу независимой Монгольской Республики, для проведения экспедиции, финансируемой Ленинградской Академией Наук, в двухлетнее путешествие по Тибету, которое он, возможно, начнет с Китайской территории».[1.31]

Однако, английским спецслужбам понадобится три месяца на то, чтобы обратить внимание на эту заметку и отреагировать. Только 28-го июля 1927 года эсквайр Л. Д. Вейкли секретарь политического департамента индийского отдела Лондона напишет в Лондон:

«Пожалуйста, сошлитесь на пекинское отправление от 6-го мая относительно темы, №. 481, в котором приводится выдержка из Пекинской и Тяньцзинской «Таймс» от 29-го апреля. Мы не в курсе относительно направления, в котором намеревается отправиться проф. Рерих, но Государственный Секретарь считает, что ему в любом случае не должно быть позволено въехать в Индию с любой из сторон».[1.32] [выделено авт.]

Таким образом, Тибет рассматривался исключительно как один из возможных транзитных путей, по которому Рерихи могут отправиться в Индию. При этом разведка Англии не имела никаких сведений об экспедиции Рерихов, кроме упомянутой заметки в газете.

6-го октября 1927 года в приграничной тибетской провинции Нагчука экспедиция была остановлена представителями местной милиции по приказу молодого 24-летнего генерала Кушо Капшопа. Это произошло на высокогорной равнине Чантанг, неплодородной малонаселенной обширной области с резким суровым климатом.

Читаем в дневнике заведующего транспортом П. К. Портнягина:

[7 октября 1927 г.] «Этот командующий, носящий титул хорчичап, имеет своей постоянной резиденцией Кам, но после нашумевшего ареста монгольского посольства в Лхасе он был переведен с частью регулярных войск в Нагчу. Таким образом, пограничная власть в Нагчу представлена теперь тремя лицами: духовным генерал-губернатором, гражданским генерал-губернатором и командующим военными силами этого района Тибета».[1.33]

О так называемом «Красном монгольском посольстве» стоит сказать отдельно.[1.34] Это посольство, посланное большевиками и состоящее из бурят и монголов, прибыло в Нагчука летом 1927 года, когда Рерихи находились в Шараголе. Слухи об его аресте и высылке неоднократно достигали экспедицию во время ее пути. За пропуск этого посольства, по словам того же генерала, губернаторы чуть не лишились головы. Это обстоятельство резко усилило и без того серьезные трудности для Рерихов в получении разрешения проследовать в Тибет. В уже упомянутом рапорте Ф. М. Бейли от 10 июля 1928 года, подытоживающем прошедшие события, читаем:

«4. Тибетский торговый агент слышал, что тибетский представитель в Урге послал приватное сообщение о том, что группа Рериха является красными русскими (большевиками) или, по крайней мере, имела таинственное и очень мощное влияние среди красных. […]

6. Тибетский торговый агент рассказал мне, что группа Рериха писала в Лхасу о том, что большевистская миссия под руководством Тсепанг Дорджи, незадолго до этого прибывшая в Лхасу, реально большевистская, и за ней должны последовать европейские русские большевики, и если группе Рериха позволят пройти в Лхасу, они смогут объяснить, как предотвратить любой вред, который сможет принести группа Тсепанга Дорджи. Правительство Тибета ответило, что если они разрешат группе профессора Рериха пройти в Лхасу, это будет прецедентом для последующих визитов европейских русских большевиков».[1.35]

Но какую роль в этих событиях играла английская разведка?

20 октября 1927-го года, когда экспедиция уже находилась на территории Тибета в провинции Нагчука и две недели как была остановлена представителями тибетских властей, Колониальный Администратор Д. Г. Ачесон подписал служебную записку Министерства иностранных дел Индии, в которой читаем:

«Поскольку о Рерихе последний раз было слышно из Монголии, вряд ли Полковник Бейли сможет получить любую новость о его приготовлении в Тибет, кроме как от Тибетского Правительства, и только, когда эта персона прибудет в Нагчука, представляющем собой наиболее удобный для него маршрут. По обстоятельствам это выглядит желательным, чтобы он сейчас сообщил Правительству Тибета о намерениях Рериха посетить эту страну, таким образом, они могут договориться о том, чтобы повернуть его назад».[1.36]

Как видим, англичане были не в курсе происходящего с экспедицией и не имели отношения к ее задержанию.

Английскому резиденту в Сиккиме полковнику Бейли информация о предполагаемом визите Рерихов в Тибет была направлена менее чем за месяц до этого, 3-го октября 1927 года, всего за три дня до остановки каравана, и содержала указание:

«[…] и попросить, чтобы вы информировали Правительство Индии немедленно, если получите новости о сборах Рериха в Тибет».[1.37]

6-го октября, в день, когда экспедиция была остановлена тибетцами в Нагчука, Бейли отвечает:

«[…] я имею честь предложить, что я должен написать и предупредить Тибетское Правительство, что проф. Рерих намеревается посетить Тибет, и что он Большевик.

Я встречался с профессором Рерихом в Дарджиллинге в мае 1924 и его сыном Георгием, останавливавшимся у меня в апреле 1924 в Гантоке. В то время они были анти-Большевиками».[1.38]

И только 22 октября 1927 года, через шестнадцать дней после остановки властями Тибета экспедиции на Чантанге, в адрес Бейли направляется распоряжение:

«Правительство Индии одобрило ваше предложение, что вы должны сейчас предупредить Тибетское Правительство о намерениях Рериха посетить Тибет и информировать их о его большевистских тенденциях».[1.39]

Таким образом, можно считать доказанным факт того, что никаких указаний относительно Рерихов ни от английских властей Индии, ни непосредственно от полковника Бейли в адрес тибетских властей до 22 октября 1927-го года не направлялось.

31 октября 1927 года Бейли получает сведения об остановке американского каравана в Нагчука, но он не в курсе и пока еще не догадывается, что это караван Рериха, так как Николай Константинович представлялся тибетцам другим именем. Не видя причин для спешки, только 16-го ноября Бейли отправляет рапорт:

«Я услышал из Лхасы (31 октября 1927) от надежного источника, что новости были получены из Нагчука (10 дней севернее Лхасы), что эта группа американцев прибыла туда. Группа, как сообщается, состоит из мистера и миссис «Рикден», одного военного офицера, одного доктора и одного секретаря».[1.40]

И только 8-го декабря, через два месяца после остановки экспедиции, Бейли докладывает:

«Группа, сообщаемая как Рикден, в реальности является группой Рериха. Рерих ставит себя как Его Превосходительство. Пожалуйста, дайте мне знать, могу ли я телеграфировать Тибетскому Правительству, указывая на то, что это тот индивидуум, против которого они уже были предупреждены[…]».[1.41]

Таким образом, остановка экспедиции на Чантанге и всё, произошедшее с ней в октябре-ноябре 1927 года, не имеет никакого отношения ни к английской разведке, ни к полковнику Бейли персонально.

В трудах исследователей укоренилось еще одно ошибочное утверждение, что с момента остановки в октябре 1927 года, экспедиция подверглась аресту, и ей не разрешали никуда двигаться.

Однако, следуя записям самих участников экспедиции, вечером 8-го октября 1927 года экспедиции было разрешено идти в Нагчу.

Юрий Рерих:

«Вечером нас посетили два начальника, одетые в красные пуру и гамбургские шляпы, вооруженные тибетскими саблями, украшенными полудрагоценными камнями. Они принесли новости, что верховный комиссар Хора, Кушо Капшопа, и губернаторы Нагчу предлагают нам немедленно двигаться в Чу-на-кхе и Нагчу».[1.42]

9-го октября караван делает еще один переход ближе к ставке Генерала.

По тибетским правилам доклад в Лхасу о прибывшем караване должны отправлять губернаторы Нагчу.

Рерихи производят большое впечатление на молодого генерала, и он обещает им, что отправит сообщение губернаторам, чтобы они лично прибыли к месту стоянки экспедиции. Прием и отношение генерала было воспринято Рерихами как нечто должное в русле смысла их миссии, но, по существу, обернулось сначала психологической ловушкой, а потом и бюрократической. По сложившимся правилам, каравану следовало пройти в Нагчу и уже там получать разрешение на дальнейшее следование. Но Рерихи стали дожидаться обещанного визита губернаторов, чего те никогда раньше не делали.

Таким образом, Рерихи стали заложниками взаимоотношений генерала и губернаторов, старавшихся переложить ответственность за принятие решений в отношении каравана друг на друга. Ситуация осложнялась привычным для тибетцев медленным темпом жизни и крайне низкой скоростью передачи сообщений.

В 1934 году в шанхайском сборнике «Врата» Павел Портнягин опубликовал статью «По Центральной Азии», в которой дал оценку данной ситуации:

«После двухдневной стоянки в Шенди, наш лагерь посетили представители главнокомандующего северо-восточным округом Тибета – Хорчичапа, который стоял неподалеку лагерем, с предложением перенести наш лагерь в его ставку. […] Предложение было принято, и это было, как увидим впоследствии, нашей крупной ошибкой.

[…]

Нужно сказать, что в Тибете совсем недавно произошел реакционный переворот […]. Наш чичап принадлежал к числу чиновников, сочувствующих реформистам, а губернатор Нагчу, наоборот был деятельным реакционером.

Узнав о нашем самовольном передвижении в Шенди, да еще в ставку его политического противника, губернатор, уязвленный в своих лучших чувствах, приложил все усилия к тому, чтобы сделать нам возможно больше неприятностей».[1.43] [выделено авт.]

16 октября 1927 года начинаются ночные морозы, а 22 октября выпадает снег. Устанавливается необычно суровая и снежная для этих мест зима. Рассчитывая уже осенью быть в Лхасе, экспедиция не сделала запасы продуктов и корма для животных. Из-за обилия снега животные не могут добывать себе корм и гибнут от голода. Закрываются перевалы в направлении Лхасы.

18 октября генерал уезжает, оставляя за себя майора. Губернаторы не дают прямых разрешений, но открыто намекают на то, что экспедиция может пройти в Нагчу.

Из дневника Портнягина:

[27 октября 1927 г.] «Вернулся гонец из Нагчу с ответом от губернаторов. Губернаторы извещают «Великого Министра Западных буддистов», что они, получив его письмо, «совпали ртами» и будут очень счастливы видеть Министра в стенах Нагчу дзонга».[1.44]

Таким образом, Рерихи со спутниками еще в октябре могли уйти в Нагчу и избежать губительного для всех стояния на открытом плато.

28 октября 1927 года Николай Рерих пишет письмо Далай-ламе:

«Американская буддистская ассамблея 24 марта, 1927 года избрала меня главой Первой экстраординарной Миссии западных буддистов в Тибет, чтобы представить персонально Вашему Святейшеству послание Буддистской Ассамблеи, великий орден Будды Всепобеждающего, и радостные новости о распространении учения Благословенного на Западе.[…]

Но здесь вместо радости мы столкнулись с огромным разочарованием. Как преступники, невзирая на мое высокое социальное положение, мы были насильно остановлены властями Нагчу дзонга. И теперь, среди мороза и снега Чантанга, опасных болезней, заканчивающихся запасов еды, мы находимся здесь уже двадцать один день, без какой-либо надежды двигаться дальше.[…]

Мы не допускаем мысли, что некто с огромной несправедливостью пытается навредить целям первой западной буддистской миссии».[1.45]

И подписывает его: «Глава союза западных буддистов. Рита Ригден Рёрих».

При этом лагерь остается на месте. Глава экспедиции продолжает надеяться на соответствующий прием «Миссии западных Буддистов» Далай-ламой, а попадать под полную власть губернаторов, находясь в Нагчу, ему не хочется. Возможно, сыграл свое дело негативный опыт ареста экспедиции в Хотане.

Портнягин:

[3 ноября 1927 г.] «Приехали послы от губернаторов Нагчу, привезли обратно посланные им прежде подарки, сообщив, что эти подарки могут им быть вручены только лично Великим Послом.

Ответ Далай-ламы на письмо хорчичапа получен и переотправлен ими адресату 3 дня тому назад, следовательно, известия от генерала мы можем ждать дня через 4 (генерал сейчас находится в 3х днях пути на восток от нашей стоянки)».[1.46]

Таким образом, это очередной прозрачный намек на то, что экспедицию ждут в Нагчу. Но для Рериха важнее второе. Он предпочитает дождаться известия от генерала, надеясь на благоприятный ответ от Далай-ламы. Характерно, что ни Юрий, ни Николай Рерихи не отмечают в своих записях этой возможности следовать в Нагчу в отличие от остальных членов экспедиции.

Ожидания бесполезны, а возможность спуститься в населенный пункт в очередной раз упущена. Судя по дальнейшему поведению генерала и губернаторов, а так же, исходя из упомянутого выше письма Бейли, сообщающего о том, что 31 октября в Лхасе известно о некоей группе американцев, возглавляемых «Рикден», прибывшей в Нагчука, из Лхасы поступил стандартный ответ о недопущении иностранцев и возврате их назад. Теперь экспедиции запрещено даже двигаться в Нагчу, несмотря на то, что Николай Рерих уже сам выдвигает такие требования.

Хотя Рерихи впоследствии называли это положение экспедиции арестом, запрета движения «назад», в Китай, не было. Запрет относился только к дальнейшему движению в Тибет. Но вариант возврата не рассматривался самими руководителями экспедиции. А после выпадения снега и падежа животных, путь назад был уже отрезан объективными обстоятельствами.

Температура доходила до минус тридцати градусов. Люди болели, животные умирали.

Не получая ответа от Далай-ламы, Николай Рерих 7-го ноября пишет в новом письме:

«Я являюсь персоной с мировым именем, посвященным в Учение Благословенного Будды, и уполномочен заявить с полной преданностью, что угроза всей миссии, посланной с духовными целями, находится в абсолютном противоречии с законами Благословенного Учителя».[1.47]

В конце письма приписка: «Все, что я сказал здесь, так же верно, как то, что под скалой Гума захоронено великое пророчество Шамбалы». И подпись: «Рита-Ригден-Рёрих»[1.48], иллюстрация 1.

Фрагменты письма Н. К. Рериха Далай-ламе
Ил. 1. Фрагменты письма Н. К. Рериха Далай-ламе. Архив МРФГМВ.

Уже придя к выводу, что миссия в Лхасу сорвана, Николай Константинович пишет письма полковнику Бейли в Ганток, с просьбой о содействии в проходе в Индию. Пытается с посыльным отправлять телеграммы в Америку. Но все эти усилия тщетны, все письма, включая и письма к Далай-ламе, возвращались обратно нераспечатанными. Это обстоятельство, казавшееся европейцам оскорбительным, было предписанием, не позволявшим Далай-ламе принимать письма от иноверцев.

Годами ранее произошел курьезный инцидент, когда конфиденциальное письмо лорда Керзона, вице-короля Индии, переданное через официальное лицо Далай-ламе, было возвращено вице-королю с неповрежденными печатями.[1.49]

С другой стороны, согласно установленной традиции, губернаторы Нагчу не принимали письма для отправки от прибывших к ним, а сами отправляли запросы в Лхасу и ожидали на них ответа.

И только 5-го декабря появляется первый намек на перелом ситуации.

Портнягин:

[5 декабря 1927 г.] «Вечером приходил майор. Н. К. посылает через него прощальное письмо генералу. И вместе с тем настаивает на пропуске в Нагчу, угрожая в противном случае оставить все вещи здесь и уехать в Нагчу верхом на лошадях. Майор выражает сожаление, что ничем не может нам помочь, говорит, что прекрасно понимает наше безвыходное положение и, между прочим, сообщает, что губернаторами Нагчу получен выговор из Лхасы за неточность сведений о нас, т.к. содержание их писем не совпало с тем, что писал правительству генерал; и в заключение уверяет, что ответ правительства придет к нам не позже 2-3 дней».[1.50]

Николай Рерих продолжает делать ставку на генерала и соглашается на предложение приставленного им майора переехать лагерем в монастырь Шаруген, где располагается и сам майор.

Портнягин:

[14 декабря 1927 г.] «Сегодня с Ю. Н. посетил вторично монастырь. Выбрали место для лагеря вблизи монастыря. В самом монастыре решили не останавливаться, т.к. комнат в нем для всех недостаточно, и они немного сырые. В этом монастыре, как оказывается, останавливался Таши Лама во время своего бегства из Тибета».[1.51]

Наконец, Николаю Константиновичу удается пробить очередное «нельзя». Но это не желанный пышный прием буддистского посольства в Лхасе, а всего лишь признание правительством Тибета определенной ответственности за гибель каравана и предложение пропустить экспедицию окольным путем в Индию, без захода в Центральный Тибет. Возможно, свою роль сыграли и дорогие подарки губернаторам Нагчу, благодаря которым они соответствующим образом докладывали о ситуации в Лхасу.

Портнягин:

[27 декабря 1928 г.] «[…] губернаторы обещали прибыть к нам для личных переговоров с Н. К. Телеграммы Бейли губернаторы не послали, но дали заверение, что телеграммы эти будут посланы после личных переговоров с Н. К».[1.52]

[6 января 1928 г.] «[…]Разговор с губернаторами происходил недолго: после краткого обмена приветствиями губернаторы сообщили о полученном ими распоряжении из Лхасы предложить Миссии избрать любой путь для выхода из Тибета, исключая дороги через Лхасу, Гьянцзе и Шигадзе. […]Правительство предлагает вывезти нас на свой счет, предоставив нам грузовых животных и провиант».[1.53]

[7 января 1928 г.] «Установлен маршрут пути до Сага дзонга. […] Телеграммы Бейли и в Нью-Йорк губернаторы переслать отказались, мотивируя это тем, что в настоящее время между Тибетом и Индией нет ни телеграфного, ни почтового сообщения. […]

Вместе с донесением правительству пойдет письмо Доринг кунг кушо[1.54], прежнему знакомому Н. К. еще по Дарджилингу и теперь занимающему видное место при дворе Далай-ламы. Из Лхасы вместе с ответом придут необходимые продукты для предстоящего нам пути. Через 10 дней Н. К. предполагает перейти в Нагчу».[1.55]

Из этих записей следует, что еще с начала января у экспедиции появилась новая возможность спуститься в населенный пункт Нагчу, но Николай Константинович не проявлял в этом особой спешки, и они прибыли в Нагчу только 23 января.

Портнягин:

[23 января 1928 г.] «Нагчу Цзонг. Из Шаругена мы вышли 19-го, пробыв всего в пути 5 дней».[1.56]

[24 января 1928 г.] «Устраиваемся в новом доме. По приказу губернатора по всему Нагчу собирают для нас печки».[1.57]

Нахождение экспедиции в суровых условиях зимы на Чантанге в палатках продлилось около трех с половиной месяцев. То, что в письмах и публикациях о задержке экспедиции на Чантанге Николай Константинович писал о пяти месяцах, учитывая при этом весь срок нахождения экспедиции в провинции Нагчука, вполне понятная в таких случаях гипербола. Это же относится и к упоминаемым 90 погибшим животным и 5 умершим людям.

По свидетельству ответственного за транспорт Портнягина, на момент остановки каравана в нем было всего 75 животных.

Портнягин:

[12 октября 1927 г.] «Производили подсчет павших за дорогу животных нашего каравана. Всего пало собственных животных 20 и наемных 2 из общего числа 97».[1.58]

Падеж животных на изнурительном и опасном пути из Монголии в Тибет был рядовым явлением, с которым сталкивались многие караваны того времени.

Из записей Елены Рерих:

[5 сентября, 1927 г.] «Не слишком думайте о судьбе животных. Каждое, погибшее на службе Учителя, обновляет судьбу свою. Одна забота ваша – прийти в Лх[асу]».[1.59]

При этом необходимо учесть, что четыре верблюда и шесть лошадей выдержали зиму.[1.60] Двое из этих верблюдов дойдут до Индии.

Еще более критически следует отнестись к якобы 5 умершим людям. По факту, первым умершим был лама-караванщик из нанятого каравана еще 22 мая 1927 года в самом начале пути из Монголии. Второй лама умер 14 сентября:

Рябинин:

[14 сентября 1927 г.] «Лама жаловался на сильное сердцебиение (действительно, пульс был сильно учащен), одышку и головную боль. Несмотря на принятые меры (больной был немедленно уложен в постель и получил лекарство для урегулирования сердечной деятельности), около 10 ч. вечера он скончался. Наши люди говорят, что лама этот был болен, когда еще жил в Цайдаме, и жаловался на сердце, сегодня же поел много свежего мяса яка».[1.61]

Третьим был тибетец Чимпа, уже в момент присоединения к экспедиции неизлечимо больной. Будучи знакомым с Портнягиным, он присоединился к каравану Рерихов, везя в Лхасу оружие Далай-ламе. К моменту прихода в Нагчука, ему стало совсем плохо, и он написал завещание. Отделившись от каравана экспедиции, он намеревался идти в Лхасу, так как причин для задержки коренного тибетца у губернаторов не было. Но 13 октября он умер.

Единственным человеком, имевшим отношение к экспедиции Рерихов, умершим в период ее зимовки в Нагчука, был лама Малонов. Но он не зимовал вместе с экспедицией, а находился в Нагчу, где вместе с другими бурятами в качестве буддистского паломника собирался проследовать в Лхасу.

Рябинин:

[17 февраля 1927 г.] «Вчера вечером Кончок сообщил нам, что умерший Малонов сделал в Чу-наргене на нас донос о том, что мы «красное посольство из Москвы». […] Ламы теперь боятся ехать на яках в Лхасу, опасаясь той же участи, какая постигла доносчика Малонова: последний, усаживаясь на яка, неожиданно для всех умер».[1.62]

Пятой в этот список попала жена приставленного генералом в качестве охраны майора, умершая этой же зимой в лагере у монастыря Шаруген. Женщина болела тяжелой формой «гриппозной пневмонии», много пила спиртного и отказывалась от лекарств.

Гипербола о времени нахождения экспедиции в палатках на Чантанге и численных потерях людей и животных, возможно, имеет право присутствовать в художественных произведениях самого Николая Рериха и его последователей, но проникновение ее в научные труды известных рериховедов без проверки и критического анализа вызывает сожаление.

Выход экспедиции по согласованному с правительством Тибета маршруту планировался на 16 февраля 1928 года. Однако, высланный правительством из Лхасы специальный караван с продовольствием для экспедиции, около 30-50 груженых яков, задерживался. Имелись проблемы и с поиском необходимых вьючных животных. Для перевозки всей экспедиции Рерихи запрашивали 130-150 яков. Правительство Тибета обещало выдать паспорт, согласно которому местное население обязано предоставлять экспедиции уртонных (сменных) вьючных животных по местным ценам. Надо отметить, что не только Рерихи со спутниками стали заложниками необычайно суровой зимы. Не менее пострадало и местное население, большинство животных которого погибло от недостатка корма.

Только 4-го марта экспедиция, наконец, вышла из Нагчу в согласованный с властями путь по малоизученным европейцами областям Тибета через Сага дзонг в Ганток и Индию.

А как же английская разведка и полковник Ф. М. Бейли?

10 января 1928 года Бейли докладывал руководству:

«Путешественник из Лхасы принес мне следующие известия:

Мистер Рерих послал письмо к министрам Тибета, объясняя, что его группа состоит полностью из американцев и только желает пройти в Лхасу, преподнести большие подарки Далай-ламе. В то же время Тибетское Правительство получило секретную информацию, что группа состоит из русских. Таким образом, группе не будет дано разрешение на посещение Лхасы».[1.63]

Английская разведка не видела какой-либо серьезной опасности, исходящей от экспедиции. Рерих рассматривался всего лишь как персона нон грата, исходя из идеологических соображений, на основе подозрений в симпатиях к большевизму. Поэтому бюрократические процедуры шли неспешным путем. Уже после того, как экспедиция вышла в свой завершающий окружной путь по окраине Тибета в Индию, 15-го марта правительство Тибета информировало письмом Бейли:

«Американец, именуемый Рел-таг Ригден, прибыл на границу Шангти. Хотя эти люди требовали, чтобы мы позволили им пройти в Лхасу, в соответствии с вашими начальным и последующими приватными письмами, мы не позволили внешним национальностям пройти в Лхасу. В вашем прошлогоднем письме вы просили нас вернуть этих людей. Они попросили нас позволить им пойти назад из Нагчука через Намру, Нагтсанг, Сага, Шекар, Тингкъе, Камба и через Сикким, не через внутренний Тибет. Поскольку мы не можем послать их через внутренний Тибет, мы позволили им вернуться назад через места, упомянутые выше».[1.64]

Как видим, тибетцы вывернули слово «вернуть» по своему, поступая ровно противоположно требованию не допускать Рерихов в Индию. Это обстоятельство говорит о том, что тибетцы принимали те или иные политические решения, прежде всего, по своим собственным соображениям. В сложных вопросах тибетское правительство не пользовалось ни телефоном, ни телеграфом, который установили англичане в Тибете, а продолжало использовать обычную почту, растягивая время в свою пользу.

Для Бейли, имевшем мало информации о состоянии дел экспедиции и уверенного в том, что экспедиция не допущена в Тибет и отослана обратно в Китай, такой поворот событий был неожиданным. 24 марта он шлет рапорт:

«Предлагаю, что мне следует телеграфировать в Лхасу, прося их остановить группу немедленно и не позволить им двигаться в сторону Индии. Так же я бы послал специального посыльного к Рериху с письмом, в котором будет сказано, что он должен вернуться. В случае крайней необходимости, исключение, возможно, может быть сделано относительно его жены в целях лечения».[1.65]

Получив одобрение, 27 марта Бейли телеграфировал правительству Тибета:

«Пожалуйста, немедленно пошлите срочное сообщение не допустить прохождения через Сикким в Индию так называемой Американской группе, называемой Релтег или Ригден. Буду благодарен, если вы любезно телеграфируете мне дату, когда они покинули Нагчука и шаги, предпринятые для недопущения их прохода в Индию».[1.66]

Не получив быстрого ответа из Лхасы, Бейли шлет аналогичные телеграммы 2-го и 9-го апреля.

При этом он прекрасно понимает, что Правительство Тибета не обязано выполнять его просьбы и может позволить экспедиции пройти через свою территорию до Кампа Дзонга на границе с Сиккимом. Бейли вынужден обдумывать план действий на этот случай и 3-го апреля отсылает его руководству на согласование:

«Думаю, письмо Рериху должно быть тщательно продумано, поэтому посылаю вам черновик того, что я подготовил к отсылке. […]Я намерен написать 2 копии этого письма и снарядить посыльного доставить их в Кампа Дзонг. Он должен постараться найти экспедицию и вручить одну копию письма. Вторая копия должна быть оставлена Кампа дзонгпену в случае, если экспедиция Рериха пройдет на юг более восточным путем».[1.67]

И прилагает черновой вариант письма:

«Дорогой Профессор Рёрих,

Я слышал, что вы достигли Нагчука, и что ваша цель – путешествие оттуда в Сикким с намерением въехать в Индию. Пишу, чтобы информировать вас, что ни вам, ни членам вашей экспедиции не будет дано разрешение на въезд в Сикким или Индию».[1.68]

Так и не дождавшись ответа из Лхасы, 13-го апреля Бейли пишет новое письмо:

«[…]В вашем письме ко мне от 23-го декабря вы сообщили мне, что приказали главе Нагчука отослать этих людей (Рел-траг или Рикден) «назад», но теперь я слышу, что вы послали их в Индию, поэтому я телеграфировал вам отослать их назад тем путем, которым они пришли. Я надеюсь, вы сделали это».[1.69] [выделено авт.]

Наконец, 14-го апреля Бейли получает телеграмму от правительства Тибета:

«Немедленно, после их прибытия в Нагчука, велись настойчивые переговоры, склоняющие их вернуться в свою страну, но они сказали: «невозможно вернуться, так как дороги непроходимы из-за сильного снегопада на Чантанге в этом году, кроме того, большинство наших мулов и верблюдов погибло, таким образом, если вы не разрешите нам идти в Тибет, тогда мы должны возвратиться, пройдя частично через территорию Тибета, через Сикким, затем через Индию». Они настойчиво утверждали, что продолжающаяся остановка на Чантанге причинит смерть, поэтому мы должны позволить им платить местную цену за необходимый транспорт для возвращения по джанглам [пунктам смены вьючных животных] северной дорогой и затем через Сикким. В соответствии с этим группа покинула Нагчука 12 первого месяца, т.е. 3-го марта».[1.70]

Бейли продолжает согласовывать с руководством действия по недопущению Рерихов в Индию, но не он решает их судьбу в этот момент. Решение вопроса вышло на самый высокий уровень правительства Индии. Желая избежать негативного общественного резонанса, принимается решение допустить Рерихов в Индию на особых условиях. 19-го апреля политический департамент Индии отправляет телеграмму в Лондон:

«[…]П.О. Сиккима [П. Ф. Бейли] предлагает информировать Правительство Тибета телеграммой, что группе не будет дано разрешение на вход в Индию, и таким образом, они должны быть повернуты назад. В целом мы считаем, что поскольку группа зашла так далеко, будет лучше позволить им войти в Индию на специальных условиях, что они немедленно отбудут по своему назначению морем. Если они нарушат эти условия, они будут депортированы. В целом будет менее вероятно, что они будут утверждать о вреде, как если бы им пришлось еще один период пребывать в Тибете, учитывая интерес Американского Правительства к экспедиции и неизбежные публикации, подключающие связи людей художественной репутации Рериха, это будет вполне подходящим, чтобы исключить любые действия, которые могут трактоваться, как бесчеловечные. Пожалуйста, дайте мне знать, если его Величество Правитель согласится».[1.71]

Ответ приходит из Лондона 27 апреля:

«[…]Его Величество Правитель не имеет возражений».[1.72]

Бейли, получив новые инструкции, предпринимает шаги к остановке и возврату посыльного с письмом к Рериху о запрете ему на вход в Индию, но все же продолжает настаивать на не допуске Рерихов в Индию и телеграфирует 30 апреля:

«[…]Посыльный с письмом, с сообщением Рериху не приходить, вышел отсюда 11 этого месяца. 23-го того же месяца, второй посыльный был послан отсюда остановить его. Тибетское Правительство, я до сих пор думаю, должно быть информировано в русле моей телеграммы №.263 от 14 этого месяца (91) за исключением слов: «Правительство Индии не позволит им войти в Индию», которые должны быть заменены на слова «им не будет дано разрешение на посещение Индии в виду обстоятельств». Это было бы лучше, если бы я смог убедить Тибетское Правительство отослать группу назад. Поскольку они до сих пор не отослали группу обратно, это поможет мне получить от них конкретное письмо об иностранцах, посещающих Тибет […]».[1.73] [выделено авт.]

Как видим, смысл этих его действий не был связан непосредственно с Рерихами, а имел отношение ко всем иностранцам и запрету для них в посещении Тибета. Этот запрет превращал Тибет в некую буферную зону, охраняющую северные границы Индии от внешних вмешательств и, таким образом, позволял свести к минимуму затраты на охрану границы. Это зона его обязанностей, и как ответственный офицер, Бейли старался исполнить свои должностные обязанности. В ответ на свои возражения он получает телеграмму:

«Решение Правительства Индии, согласованное с его Превосходительством Правителем пришло после того, как все обстоятельства были полностью обсуждены. Правительство Индии принимает во внимание все трудности, но, в то же время, не видит достаточного смысла для изменения принятого решения. Группе Рериха должно быть позволено пройти в Британскую Индию, учитывая условия, о которых они утверждают. Инструкции касательно их транзита через Индию последуют».[1.74]

Таким образом, Рерихи не получили письма с запретом на вход в Индию, и экспедиция беспрепятственно проследовала в Ганток.

Картина событий, происходящих в Нагчука в конце 1927 – начале 1928 года будет не полной, если оставить без внимания тот факт, что в то же самое время тем же самым генералом Кушо Капшопа была остановлена еще одна экспедиция европейцев, пытавшаяся проникнуть в центральный Тибет. Этой экспедицией руководил доктор Фильхнер, немецкий исследователь центральной Азии, Арктики и Антарктики.

Фильхнер был остановлен в Нагчука в конце августа 1927 года за два месяца до прихода каравана Рерихов. Слухи об остановленных иностранцах достигали экспедицию на подходе к Тибету.

Портнягин:

[5 октября 1927 г.] «По поводу этих иностранцев Н. К. высказывает предположение, не является ли одним из них некий Фильхнер, известный путешественник, с которым Н. К. встречался в Урумчи (Синьцзян)».[1.75]

[10 октября 1927 г.] «От генерала мы узнали, наконец, точные сведения о тех 4х таинственных иностранцах, которым отказали в пропуске на Лхасу: фамилия одного из них — Фильхнер, как и предполагал раньше Н. К.».[1.76]

[19 октября 1927 г.] «Сведения о Фильхнере, полученные от генерала, подтвердились: Фильхнер находится в Нагчу, откуда будет препровожден в Индию через Рудок. […] Любопытно, что из Нагчу до Рудока Фильхнеру правительство Далай-ламы предоставляет свои перевозочные средства и продовольствие».[1.77]

Ситуации с обеими экспедициями накладывались друг на друга по времени, и во многом тождественны. Спутником Фильхнера был английский миссионер Мэтьюсон. Важно отметить, что их никто не подозревал в симпатиях к большевизму, как Рерихов, и они не были русскими, направлявшимися из Советской России, но они также не были допущены тибетскими властями в центральный Тибет. Совершенно аналогично им было предписано возвращаться обратно в Китай, и, как и Рерихи, они отказались это выполнять. Аналогично переговоры и согласования маршрута тянулись около трех месяцев, результатом которых было разрешение проследовать северной окраиной Тибета в индийский Лех, минуя Центральный Тибет:

«Когда в начале августа их задержали, и начальник охраны отправил отчет о них в Лхасу, он согласился послать также письмо от Мэтьюсона к Далай-ламе, поскольку: «все англичане уже покинули Лхасу». 25 августа Мэтьюсон снова написал Далай-ламе и вице-королю письмо, прося разрешение пройти в Индию, и на следующий день третье письмо, начинающееся со слов: «Уважаемый сэр, это SOS от соотечественника-британца, гражданина Австралии, написанное из глубин Тибета», было отправлено специальным курьером британскому представителю, который, как полагали Фильхнер и Мэтьюсон, должен был находиться в Лхасе.

В начале сентября в сообщении от Кхампо [духовный губернатор Нагчу-ка – прим. авт.] говорилось, что их письма были отправлены, но каравану было приказано возвращаться тем путем, которым он пришел. С другой стороны, местный офицер в Наг-чу-ка [генерал Кушо Капшопа – прим. авт.] пообещал послать в Лхасу благоприятный отчет, и они подготовили новые письма Вице-королю[Индии] и Кхампо, в последнем говорилось, что вице-королю известно об их приближении и что у них нет другой цели, кроме как добраться до Индии кратчайшим путем. Если Кхампо не пропустит их, он поставит себя в оппозицию британским интересам, и они отказались вернуться в Китай. Кхампо, со своей стороны, отказался переслать эти письма в Лхасу, но в конце месяца получил приказ обращаться с ними хорошо, так как Вице-король обратился к Далай-ламе с просьбой установить их личность. Затем доктор Фильхнер передал свои инструменты Мэтьюсону, «чтобы обеспечить им британскую защиту», и 9 октября ему сообщили, что ему будет разрешено отправиться в Лех. Наконец, 31 октября они узнали, что правительство Индии попросило Лхасу о продолжении их путешествия, и 3 ноября им было разрешено двигаться. Они прибыли в Лех 5 марта 1928 года, совершив тяжелое зимнее путешествие».[1.78] [выделено авт.]

В этой связи обратим внимание на оценку сложности пути, данную Портнягиным:

«Наконец, 4-го марта, нам удалось выбраться из Нагчу[…] Как ни тяжел этот путь, но все же он неизмеримо легче пути, которым был выслан из Тибета известный путешественник, немец Фильхнер, задержанный в Нагчу незадолго до нашего прихода».[1.79]

В обеих ситуациях было одно важное отличие – Фильхнер, как и было установлено правилами, сразу спустился в населенный пункт Нагчу, где и ожидал окончания процесса согласования с властями, а не дожидался прихода губернаторов на плато Чантанга, как Рерихи.

Путь экспедиции в обход Центрального Тибета свидетельствует о неудаче миссии или «Посольства западных буддистов». Рерихам не удалось попасть в Лхасу и встретиться с Далай-ламой: именно к такому выводу приходят все исследователи.

Читаем в дневнике Портнягина:

[10 ноября 1927 г.] «Не получая до сих пор ответа из Лхасы, Н. К. решил писать английскому пограничному комиссару Бейли в Гангток о пропуске Миссии через границу Индии, т.к. цель Миссии в Тибете уже не может быть осуществлена из-за пропущенных сроков. 24 ноября 1927 г. в Соединенных Штатах Америки состоится Всеобщий Собор Западных буддистов для избрания Главы Западных буддистов. Таким образом, объединение буддистов Запада и Востока, по-видимому, не сможет быть осуществлено вследствие нелепой и бестактной политики правительства Далай-ламы».[1.80]

Эта запись показывает, как идея посольства преподносилась Рерихами своим спутникам и коллегам. Факт проведения Собора западных буддистов в США не имеет исторических упоминаний и документальных подтверждений. Также становится понятным весь следующий контекст записей участников экспедиции о разговорах с Николаем Рерихом, сутью которых является то, что необходимость в посещении Лхасы полностью отпала, и там делать нечего. Но не всё так просто. Мы имеем возможность ознакомиться с оригиналами процитированных писем к Далай-ламе именно потому, что они были возвращены назад нераспечатанными и сохранились в архиве.[1.81] Таким образом, препятствием на пути осуществления миссии был не отказ Далай-ламы принять ее, а обычные бюрократические барьеры. До Далай-ламы эти письма просто не доходили.

‹‹‹ Оглавление (в начало) / далее гл.2 ›››




Ссылки к главе 1.

[1.1] – 1) Alex McKay. Tibet and the British Raj: the frontier cadre 1904–47, pp. XXVI, 293. London, Curzon, 1997. Стр. 129. 2) Melvyn C. Goldstein, Gelek Rimpoche. A History of Modern Tibet, 1913-1951: The Demise of the Lamaist State. University of California Press Berkeley and Los Angeles, California, University of California Press, Ltd.London, England 1989 p. 121 – 137.

[1.2] – Александра Дэвид-Неэль. Путешествие парижанки в Лхасу. https://www.litmir.me/br/?b=253053&p=1. William McGovern. To Lhasa in disguise : a secret expedition through mysterious Tibet, New York : The Century, 1924.

[1.3] – Wm. MONTGOMERY McGOVERN. TO LHASA IN DISGUISE. AN ACCOUNT OF A SECRET EXPEDITION THROUGH MYSTERIOUS TIBET THORNTON BUTTERWORTII, LTD. IS BEDFORD SI'REEl', LONDON. First Published 1924. Стр.38.

[1.4]G. Roerich. TRAILS TO INMOST ASIA: FIVE YEARS OF EXPLORATION WITH THE ROERICH CENTRAL ASIAN EXPEDITION. New Haven: Yale University Press, 1931. Стр. 378.

[1.5] – F. E. Younghusband. Peking to Lhasa; The Narrative of Journeys in the Chinese Empire Made By the Late brigadier-General George Pereira, C.B., C.M.G, D.S. O. ‎ Constable & Co; 1925. Стр. 150.

[1.6] – Записи бесед с Учителем. Тетрадь 11, архив МРФГМВ. Стр. 102.

[1.7] – Записи бесед с Учителем. Тетрадь 13, архив МРФГМВ. Стр. 39.

[1.8]Н. К. Рерих. На последних вратах. В сб. «Цветы Мории». Берлин: Слово, 1921. Стр. 16-17.

[1.9]N. Roerich. ALTAI-HIMALAYA. A TRAVEL DIARY. New York: F.A. Stokes Co., 1929. Стр. 351.

[1.10] – NAI*. Letter from Lieut.-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, No. 571-P., dated Camp Gyantse, Tibet, the 10th July 1928. Арх. № 137. Стр. 157.

[1.11] – Фамилию Н. В. Кардашевского следует писать через «а» а не через «о», как писал ее Ю.Н. Рерих, и как это принято в современных публикациях. Подтверждением этому служит документ Российского Государственного Военно-исторического архива, Фонд №16196, «Особое делопроизводство по сбору и регистрации сведений о выбывших за смертью или за ранами, а также пропавших без вести воинских чинах, действующих против неприятельских армий (1914 - 1918)» Опись №1, Именные списки потерь солдат и офицеров 1 мировой войны 1914-1918 гг. (по полкам и бригадам). Номер дела 1188. Согласно которому, ротмистр Кардашевский Николай Викторович получил контузию. Также в генеалогической базе значится отец Н. В. Кардашевского: «Кардашевский Виктор Игнатьевич (1840 – после 1915), был выпускником Петровского Полтавского кадетского корпуса, генерал-лейтенант, в 1907 - восприемник при крещении внука в Александро-Невском соборе г. Ковно [Каунас] […] Дети: = НИКОЛАЙ 1878 гр […] в Александро-Невском соборе г. Ковно». К. Н. Рябинин в ведомости служебного состава экспедиции также записывает фамилию Кардашевского через «а»: архив МРФГМВ, Архивный фонд К.Кэмпбелл-Стиббе, ед. хр. 110, Ведомость служебного состава экспедиции, стр. 14.

[1.12] – П. К. Портнягин. Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник, 1927-28 гг. Ариаварта № 2. Санкт-Петербург, 1998. Стр. 14. // Рукопись - Архив МРФГМВ, Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 45. Дневник Павла Константиновича Портнягина - участника Центрально-Азиатской экспедиции за 1927-1928 гг. Стр. 5. (Часть рукописи с записями после 5 марта 1928 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент подготовки к публикации находилась в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.13] – К. Н. Рябинин. Развенчанный Тибет. ― Магнитогорск: "Амрита-Урал", 1996. ― 740 с. ISBN: 5-86667-025-9. Стр. 97.// Рукопись - Архив МРФГМВ. Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 48. Рябинин Константин Николаевич. Дневник Центрально-Азиатской экспедиции «Развенчанный Тибет», часть I (стр.1 - 168). Стр. 139.

[1.14] – Там же.

[1.15] – Архив МРФГМВ. Архивный фонд К. Кэмпбелл-Стиббе. Материалы по экспедиции Н.К. Рериха в Центральную Азию. Ед. хр. 135/29. Телеграмма Л. Хорша секретарю Американского Общества Востока с цитированием телеграммы Н. К. Рериха, датированной 16 мая 1928 г.

[1.16] – Kashopa Chogyal Nyima (1902-1986), Кашопа Чогьял Ньима, тибетский политик. С 1926 по 1929 год военный комиссар провинции Хор в Кхаме в Восточном Тибете.

[1.17] – NAI*. Стр.165.

[1.18] - «Зорко следите за происками Англии». Записи бесед с Учителем. Тетрадь 10, архив МРФГМВ, с. 210.

[1.19] – В. М. Сидоров. На вершинах. Избранные произведения. В двух томах. Том 2 | М.: Художественная Литература: 1990, 532 стр. Стр. 41.

[1.20] – Там же. Стр. 33.

[1.21] – Sonam_Wangfel_Laden_La (1876-1936). С.В. Ладен-ла – тибетский религиозный и политический и деятель, сотрудничал с Великобританией. Руководитель буддийской общины в Дарджиллинге. В 1924 году начальник полиции в Лхасе. Взаимодействовал с Рерихами до и после экспедиции.

[1.22] – NAI*. Стр.93-95.

[1.23] – Там же.

[1.24] – NAI*. Letter from the Foreign Officer, to His Majesty’s Charge d’Affaires, Moscow, No. L-6674/427/405, dated the 17th November 1926. Арх. № 52. Стр. 131.

[1.25] – NAI*. Letter from Major G. V. B. Gilan, I.A., His Britannic Majesty’s Consul-General, Kashgar, No. 421-Br.Tr./5-A., dated Kashgar, the 19th November 1925. Арх. № 1. Стр. 117.

[1.26] – NAI*. Letter from Major G. V. B. Gilan, I.A., His Britannic Majesty’s Consul-General, Kashgar, No. 14/5-Br. & Amce, Travs., dated Kashgar, the 21st January 1926. Арх. № 23. Стр. 122.

[1.27] – NAI*. Letter from Major G. V. Gilan, I.A., His Britannic Majesty’s Consul-General, Kashgar, No. 56/5-Br.Tr./Roerich, dated Kashgar, the 18st February 1926. Арх. № 33. Стр. 125.

[1.28] – NAI*. Стр. 5.

[1.29] – NAI*. Letter from Major G. V. Gilan, His Britannic Majesty’s Consul-General, Kashgar, No. 101., dated the 1st September 1926. Арх. № 45. Стр. 128.

[1.30] – NAI*. Un-official Memorandum from M. F. Cleary, Esq., Personal Assistant to Director, Intelligence Bureau, Home Department, No. 28-For./23, dated the 12th January 1927. Арх. № 52. Стр. 8.

[1.31] – NAI*. Арх. № 71. Стр.136.

[1.32] – NAI*. Demi-official letter from Major L. D. Wakely, Esq., S.B., Secretary, Political Department, India Office, London, S.W.-1, №. P.-34444, dated the 28th July 1927. Стр. 9.

[1.33] – П. К. Портнягин. Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник, 1927-28 гг. Ариаварта № 2. Санкт-Петербург, 1998. Стр. 41-42. // Рукопись - Архив МРФГМВ, Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 45. Дневник Павла Константиновича Портнягина - участника Центрально-Азиатской экспедиции за 1927-1928 гг. Стр. 44. (Часть рукописи с записями после 5 марта 1928 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент подготовки к публикации находилась в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.34] – Подробно о «красном посольстве»: А.И. Андреев. Время Шамбалы: оккультизм, наука и политика в советской России. ОЛМА Медиа Групп, 2004 – 382 стр.

[1.35] – NAI*. Letter from Lieut.-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, No. 571-P., dated Camp Gyantse, Tibet, the 10th July 1928. Арх. № 137. Стр. 157.

[1.36] – NAI*. Арх. № 76. Стр.11.

[1.37] – NAI*. Demi-official letter to Lieut.-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, No. 331(2)-X., dated Simla, the 3rd October 1927. Стр. 10.

[1.38] – NAI*. Letter from Lieut.-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, No. 907-P., dated Camp Yatung, Tibet, the 6th October 1927. Арх. № 76. Стр. 138.

[1.39] – NAI*. Memorandum to the Political Officer, Sikkim, No. 331-(2)-X., dated Simla, the 22nd October 1927. Арх. № 77. Стр. 138.

[1.40] – NAI*. Confidential extract from a Letter from Lieutenant-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, No. 1016-P., dated Gangtok, the 16th November 1927. Арх. № 79. Стр. 139.

[1.41] - NAI*. Telegram P., from Political, Sikkim, Gangtok No. 1062., dated (and received) the 8th December 1927. Арх. № 80. Стр. 139.

[1.42]G. Roerich. TRAILS TO INMOST ASIA: FIVE YEARS OF EXPLORATION WITH THE ROERICH CENTRAL ASIAN EXPEDITION. New Haven: Yale University Press, 1931. Стр. 297.

[1.43] – П. К. Портнягин. По Центральной Азии. Очерк. Дальневосточный сборник «Врата», Шанхай, 1934, – с. 140-160. Стр. 152-153.

[1.44] – П. К. Портнягин. Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник, 1927-28 гг. Ариаварта № 2. Санкт-Петербург, 1998. Стр. 50. // Рукопись - Архив МРФГМВ, Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 45. Дневник Павла Константиновича Портнягина - участника Центрально-Азиатской экспедиции за 1927-1928 гг. Стр. 55. (Часть рукописи с записями после 5 марта 1928 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент подготовки к публикации находилась в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.45] – Архив МРФГМВ. Архивный фонд К. Кэмпбелл-Стиббе. Материалы по экспедиции Н.К.Рериха в Центральную Азию. Ед.хр. 135/11-13. Письма Н.К.Рериха (включая послания в Лхасу).

[1.46] – П. К. Портнягин. Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник, 1927-28 гг. Ариаварта № 2. Санкт-Петербург, 1998. Стр. 51. // Рукопись - Архив МРФГМВ, Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 45. Дневник Павла Константиновича Портнягина - участника Центрально-Азиатской экспедиции за 1927-1928 гг. Стр.57. (Часть рукописи с записями после 5 марта 1928 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент подготовки к публикации находилась в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.47] – Письмо Н. К. Рериха Далай Ламе от 07.11.1927. Архивный фонд К. Кэмпбелл-Стиббе. Материалы по экспедиции Н.К.Рериха в Центральную Азию. Ед.хр. 135/16. Письма Н.К.Рериха (включая послания в Лхасу).

[1.48] – там же

[1.49] – 'A Man of the Frontier: S. W. Laden La (1876-1936): His Life and Times in Darjeeling and Tibet' by Nicholas Rhodes and Deki Rhodes.

[1.50] – П. К. Портнягин. Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник, 1927-28 гг. Ариаварта № 2. Санкт-Петербург, 1998. Стр. 59. // Рукопись - Архив МРФГМВ, Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 45. Дневник Павла Константиновича Портнягина - участника Центрально-Азиатской экспедиции за 1927-1928 гг. Стр. 68. (Часть рукописи с записями после 5 марта 1928 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент подготовки к публикации находилась в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.51] – Там же. Стр. 64. // Стр. 74.

[1.52] – Там же. Стр. 67. // Стр. 78.

[1.53] – Там же. Стр. 69-70.// Стр. 81-82.

[1.54] – Доринг-кушо – влиятельный тибетский аристократ.

[1.55] – П. К. Портнягин. Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник, 1927-28 гг. Ариаварта № 2. Санкт-Петербург, 1998. Стр. 70. // Рукопись - Архив МРФГМВ, Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 45. Дневник Павла Константиновича Портнягина - участника Центрально-Азиатской экспедиции за 1927-1928 гг. Стр. 82-83. (Часть рукописи с записями после 5 марта 1928 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент подготовки к публикации находилась в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.56] – Там же. Стр. 72. // Стр. 85

[1.57] – Там же. Стр. 73. // Стр. 87.

[1.58] - там же. Стр. 46. // Стр. 50.

[1.59] – Записи бесед с Учителем. Тетрадь 11. Архив МРФГМВ. Стр. 118.

[1.60] – П. К. Портнягин. По Центральной Азии. Очерк. Дальневосточный сборник «Врата», Шанхай, 1934, – с. 140-160. Стр. 154.

[1.61] – К. Н. Рябинин. Развенчанный Тибет. ― Магнитогорск: "Амрита-Урал", 1996. ― 740 с. ISBN: 5-86667-025-9. Стр. 270.// Рукопись - Архив МРФГМВ. Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 48. Рябинин Константин Николаевич. Дневник Центрально-Азиатской экспедиции «Развенчанный Тибет». (Часть рукописи с записями после 7 августа 1927 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент публикации рукопись была в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.62] – Там же. Стр. 565-566.

[1.63] – NAI*. Extract from a Letter from Lieut.-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, No. 21-P., dated Gangtok, the 10th January 1928. Арх. № 85. Стр. 140.

[1.64] – NAI*. Translation of a Letter from the Ministers of Tibet to Lieutenant-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, dated the 24th day of the 1st month of the Earth Dragon year (corresponding the 15th March 1928). Стр. 12-13.

[1.65] – NAI*. Telegram P., from Political, Sikkim, Gangtok No. 169., dated (and received) the 24th March 1928. Арх. № 86. Стр. 140.

[1.66] – NAI*. Copy of a telegram from Political, Sikkim, to Kashag, Lhasa (Cabinet), dated the 27th March 1928. Арх. № 92. Стр. 142.

[1.67] – NAI*. Confidential demi-official Letter from Lieutenant-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, No. 199-P., dated the 3rd April 1928. Стр. 12.

[1.68] – Там же.

[1.69] – NAI*. Extract from a Letter from Lieutenant-Coloner F. M. Bailey, C.I.E., Political Officer in Sikkim, to the Ministers of Tibet, Lhasa, Tibet, dated Gangtok, the 13th April 1928. Стр. 14.

[1.70] - NAI*. Telegram from Political, Sikkim, Gangtok No. 262., dated the 14th April 1928. Арх. № 90. Стр. 141.

[1.71] – NAI*. Telegram P. to Secretary of State for India, London, No. 790-S., dated the 19th April 1928. Арх. № 93. Стр. 142.

[1.72] – NAI*. Telegram P., from Secretary of State, London, No. 1139, dated (and received) 27th April 1928. Арх. № 95. Стр. 143.

[1.73] – NAI*. Telegram P., from Political, Sikkim, Gangtok, No. 302., dated the 30th April(received 1st May) 1928. Арх. № 97. Стр. 143.

[1.74] – NAI*. Telegram P., to Political, Sikkim, Gangtok No. 872-S., dated the 2nd May 1928.) Арх. № 98. Стр. 143.

[1.75] – П. К. Портнягин. Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник, 1927-28 гг. Ариаварта № 2. Санкт-Петербург, 1998. Стр. 41. // Рукопись - Архив МРФГМВ, Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 45. Дневник Павла Константиновича Портнягина - участника Центрально-Азиатской экспедиции за 1927-1928 гг. Стр. 43. (Часть рукописи с записями после 5 марта 1928 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент подготовки к публикации находилась в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.76] – Там же. Стр. 46. // Стр. 49.

[1.77] – Там же. Стр. 48. // Стр. 52.

[1.78] – Review: Dr. Wilhelm Filchner's Journey in Tibet. The Geographical Journal. 83 (5): 416–420. May 1934. Стр. 417.

[1.79] – П. К. Портнягин. По Центральной Азии. Очерк. Дальневосточный сборник «Врата», Шанхай, 1934, – с. 140-160. Стр. 157.

[1.80] – П. К. Портнягин. Современный Тибет. Миссия Николая Рериха. Экспедиционный дневник, 1927-28 гг. Ариаварта № 2. Санкт-Петербург, 1998. Стр. 53-54. // Рукопись - Архив МРФГМВ, Документы Центрально-Азиатской экспедиции. ед. хр. 45. Дневник Павла Константиновича Портнягина - участника Центрально-Азиатской экспедиции за 1927-1928 гг. Стр. 60. (Часть рукописи с записями после 5 марта 1928 г. в архиве отсутствует, местонахождение неизвестно. На момент подготовки к публикации находилась в распоряжении А. М. Кадакина.)

[1.81] – Архив МРФГМВ. Архивный фонд К. Кэмпбелл-Стиббе. Материалы по экспедиции Н.К.Рериха в Центральную Азию. Ед. хр. 135. Письма Н.К.Рериха (включая послания в Лхасу).

___________________

[*] – Делийский национальный архив – National Archives of India. Repository II. Home_Political_NA_1932_NA_F-17-46. Visit of Professor Nicholas Roerich An America His Family to Chinese Turkistan and Tibet and Their Activities at the Better Place.




‹‹‹ оглавление / гл.1 / ‹гл.2 / гл.3 / гл.4 / гл.5 / гл.6 ›››


««

П
У
Б
Л
И
К
А
Ц
И
И

««

Ваше имя:     Н А П И Ш И Т Е     В А Ш     К О М М Е Н Т А Р И Й :
Если Вы не робот, Что делают дети зимой на санках?:
 

К О М М Е Н Т А Р И И
 



cron


Сейчас посетителей в разделе : 0