ПЕРСОНАЛЬНЫЕ СТРАНИЦЫ ПУЗИКОВА АНДРЕЯ ПАВЛОВИЧА | |||||
|
|
|||||||||||||||
|
© Любая перепечатка или тиражирование только с согласия автора. Разрешается изготовление копий для личного пользования. |
Андрей ПУЗИКОВ Калининград, 2008 г. Вокруг Белухи, 2008 Фото-рассказ
Маршрут:
Часть 1 ,Часть 2 , Часть 3 , Часть 4 Часть 1 За окном микроавтобуса, быстро мчащегося по шоссе, проплывают красивые пейзажи Горного Алтая. Позади остается Усть Канн, мелькает табличка с названием поселка Кырлык. Слева в большой горе, вырастающей прямо из равнины, зияет вход в большую пещеру. Когда-то здесь жили первобытные люди, а теперь посещаемое туристами место. Пещеры быстро удаляются назад, вместе с полянами поросшими эдельвейсами. Иногда брызгает небольшой дождик, дело идет к вечеру. Вдруг впереди слева вспыхивает радуга. Я открываю окно автомобиля, и, высунувшись с фотоаппаратом, пытаюсь запечатлеть это удивительное явление. Радуга становится все ярче и ярче и, вскоре, превращается в огромную сверкающую двойную дугу, словно ворота, в которые быстро несется микроавтобус. Приятно, что горы встречают такой чудной манифестацией. Вот и пограничный пост на въезде в Усть-Коксинский район. Заполняем анкеты. Все кто пишут целью своего приезда какой-нибудь местный населенный пункт, получают пропуска сразу. Я же написал Аккем и Белуха, и мне выдают предписание, по которому я должен ехать за пропуском в Усть-Коксинскую комендатуру, которая находится на дальнем краю райцентра. Вот и конечная остановка в центре Усть-Коксы. Пытаюсь уговорить водителя подбросить меня к комендатуре. Это около двух километров, и пешком, да еще с тяжелым рюкзаком идти не хочется. К тому же я потеряю время, и шансов добраться до Тюнгура этим днем совсем не останется. Водитель везти меня отказывается но, вдруг, останавливает проезжающую мимо легковушку. Поздоровавшись с ее водителем, офицером погранвойск, как видно его хорошим знакомым, он просит его подбросить меня к комендатуре, возле которой я и оказываюсь десятью минутами спустя, поблагодарив офицера, отказавшегося взять плату. Молодой солдат, взяв мои документы, скрывается в небольшом доме комендатуры, а я направляюсь к привлекшему мое внимание автобусу, стоящему недалеко, с вывешенным в окне Знаменем Мира. Я решил, что это автобус миссии МЦР, которая должна была проходить примерно в это время, и о которой я читал в Интернете. Но это оказалась группа рериховцев из Красноярска, в основном пожилые люди. Автобус полон людей, а все оставшееся место доверху забито рюкзаками и сумками. Надежда на то, что смогу доехать с ними до Тюнгура, не оправдалась. Познакомившись и пожелав друг другу удачи, я возвращаюсь к комендатуре. - Вы не сможете показать на карте, как нам лучше пройти к Белухе? – обращаются ко мне двое молодых людей, парень с девушкой, так же получающие пропуск. Выясняю, что у них всего четыре дня, и это, конечно, очень мало, для того, чтобы увидеть Белуху, хотя, если очень постараются…. Солдат выносит мои документы и пропуск. Молодые люди переглянулись… - Мы на машине и вас можем подбросить до Тюнгура. Это более чем удачно. В Тюнгур мы въезжаем уже в начале десятого вечера, пересекаем Катунь по подвешенному на стальных канатах мосту с деревянным настилом и останавливаемся возле турбазы «Высотник». Солнце село, но еще светло. Нужно где-то ночевать. Раньше, лет эдак пятнадцать-двадцать назад, все ставили палатки сразу за мостом через Катунь, прямо на берегу реки. Но теперь здесь все огорожено и выкуплено турбазами. Мы интересуемся ценами на «Высотнике». Установка своей палатки стоит 180 рублей с человека в сутки, баня 800 рублей на группу в час, гостиничный номер – 900 рублей. Молодые люди идут интересоваться условиями на соседнюю турбазу, а я, не видя смысла ночевать в собственной палатке за деньги, решаю идти к Кучерле, не смотря на то, что уже темнеет. Дорога до верхнего моста мне хорошо знакома, да и завтра удастся больше пройти, если сегодня сделать часовую ходку. Деревня Кучерла, через которую пролегает путь, уже спит. Невдалеке горит большой костер, подчеркивая темноту черной безлунной ночи. Менее чем через час я выхожу к мосту. Прозрачная, несущаяся бурунами по камням, вода Кучерлы словно светится в темноте мягким зеленоватым светом, освещая старые видавшие виды потертые и местами сломанные доски моста. Сразу за мостом сворачиваю налево, где должна быть вполне приличная стоянка, на которой мы останавливались в прошлом году, в последний день похода. Под деревьями совсем темно, достаю фонарик. Стоянка сильно испорчена коровами и лошадьми. Мне с трудом удается найти более-менее чистое место для установки палатки. Вдруг в нескольких метрах я замечаю стоящий джип. Вокруг тихо, наверно в джипе спят люди. Поставив палатку при свете фонарика, кипячу чай на миниатюрной газовой плите и, слегка поужинав, ложусь спать. Утром решаю не разводить костра. Газа достаточно, и горелка сильно экономит время. Метрах в двадцати за джипом замечаю большую палатку, откуда появляются мужчина с женщиной. - В этот раз мы на разведку приехали и, как видим, на машине здесь далеко не заедешь, - сказал мне новый знакомый. - До настоящих гор необходимо пешком идти, - ответил я. – Там вверху совсем другой мир, как на иной планете. - Ничего, на следующий год по-другому соберемся. Я почти собрал рюкзак, когда на мосту появляется трактор с прицепом набитым туристами и проезжает мимо. Слегка досадно, что он не появился всего минут на пять позже, и я, быть может, смог бы на нем проехать до Елани, это километров восемь, вверх по Кучерле, куда доходит дорога. Да бог с ним, решаю я, это всего час ходьбы, и я все равно обгоню этих туристов. Погода пасмурная с небольшими просветами голубого неба, обещая нежаркий день. Я быстро иду по знакомой дороге, представляющей собой то раздваивающуюся, то снова сходящуюся колею, местами ныряющую в грязные лужи, между кустами смородины и зарослями малины. Вскоре роща с зарослями заканчивается, и дорога, проскользнув через ворота из тонких бревен - загон для скота, выходит на открытое поле. По обеим сторонам возвышаются горы, справа где-то внизу шумит быстро несущаяся Кучерла. Далеко впереди видны высокие вершины гор с белыми пятнами и прожилками снега. Поле заканчивается, и дорога уходит вниз к реке, где я вижу трактор, час назад проехавший мимо меня. Рядом небольшие избушки и навес. Местные алтайцы развернули здесь торговлю для туристов, и жарят шашлыки. Там же и группа туристов, которые еще не начали свой путь. Не спускаясь вниз, я схожу с дороги на тропу, идущую вдоль склона в урочище Елань. У большого камня решаю передохнуть, наблюдая, как туристы, а это оказалась большая группа молодежи студенческого возраста, собираются к выходу и поднимаются к тропе. Поздоровавшись с ними по местному туристическому обычаю, я продолжаю свой путь. Пот течет по лицу ручьями, хорошо, что еще не жарко. Рюкзак с начальным, полным грузом, весит килограмм двадцать пять. Я специально взял большой темп, чтобы выдавить из организма всю воду, накопившуюся за несколько дней малоподвижного состояния пассажира плацкартного вагона. Молодежь остается где-то далеко позади, едва различимыми точками на фоне горного пейзажа. Я планировал за три дня добраться до перевала через Катуньский хребет, и для этого мне необходимо за первый день пути добраться до речки Текелюшки. Тропа то спускается к самой реке, то поднимается по склону вверх, иногда нависая над рекой и открывая широкий вид несущихся бирюзовых вод Кучерлы. Через три часа я подхожу к месту, где на скале имеются остатки рисунков первобытных людей. Рядом небольшая беседка. Множество козлов разной формы буквально лепятся друг на друга, и, глядя на них, возникает подозрение, что некоторые козлы нарисованы не нашими дикими предками, а дорисованы совсем недавно не менее дикими современными туристами. Остановившись на обед на вполне удобной стоянке на берегу Кучерлы, и сняв рюкзак, чувствую, что несколько переборщил с темпом. Голова слегка кружится, и приходится около часа приходить в себя, чтобы прошла тошнота, и вернулся аппетит. Но планы менять не хочется, и еще через час я снова в не меньшем темпе иду вперед. Тропа не только сильно разбита лошадьми, но и хорошо ими удобрена. На всем этом развелась масса мух, которых в прежние годы здесь не было. Хочется поскорее уйти выше Кучерлинского озера, где на лошадях не ходят и запахи тайги более естественны. Горная тропа имеет свойство часто размножаться и снова сходиться, поэтому на ней в месте развилки легко ошибиться направлением, особенно, когда самоуверенно идешь, вроде, как не в первый раз, да еще и задумавшись о своем. Вдруг замечаю, что тропа слишком долго идет вверх и вверх по склону, и не похоже, чтобы она обходила препятствие. Я знаю, что здесь должно быть две тропы, верхняя и нижняя. По верхней легче идти лошадям, но по нижней короче. Кроме того, где-то здесь должна идти тропа вверх на хребет, где расположена метеостанция и имеется верхняя тропа на перевал Кара-Тюрек. Предполагаю, что оказался на верхней тропе, проскочив развилку, но возвращаться не хочется, и я все поднимаюсь и поднимаюсь вверх по крутому склону. В какой-то момент приходит мысль, что я мог оказаться не на верхней тропе, а на тропе, идущей на перевал. Дело идет к вечеру, надо определяться со стоянкой на ночь, и очень хочется добраться до Текелюшки. Спускаться назад по тропе и искать нижнюю тропу – это потерять как минимум полчаса. Впереди по склону расщелина, расходящаяся к низу, и я решаю, что если пересеку ее здесь, и спущусь к нижней тропе по противоположному краю, то сильно срежу расстояние. Я уверенно схожу с тропы и погружаюсь в кусты черной смородины, и заросли травы выше человеческого роста. Кругом стволы поваленных ветром деревьев создают полосу препятствий, к тому же спрятанную под высоким кустарником и мхом. Если еще учесть, что вся эта кутерьма находится на очень крутом склоне, то можно представить способ моего передвижения. Счастье, если попадается какой-нибудь ствол, лежащий поверх других в нужном направлении, и можно преодолеть по нему целых десять метров этого кошмара. Периодически ноги куда-то проваливаются, и приходится катиться по кустам, иногда через голову, вместе с рюкзаком, в сопровождении приятного запаха черной смородины. Через полчаса, весь грязный я, наконец, выбираюсь, или скорее выкатываюсь на искомую тропу. Сил уже не остается, дело идет к ночи, и надо искать воду для остановки на ночлег. Мобилизовав остатки сил, я иду вперед и вперед по тропе, и через час выхожу на приличную стоянку у Кучерлы. До Текелюшки остается предположительно не более часа ходу, до полной темноты столько же. Но сил уже нет и смысла рисковать тоже. Сбросив ботинки и надев тапочки, я с наслаждением погружаю ноги в ледяную воду Кучерлы. Становится легче, тошнота от перегрузки постепенно отпускает. Ставлю палатку, пока не стемнело, и заваливаюсь отдыхать и приходить в себя, прежде чем готовить ужин. Утром я постарался проснуться пораньше, и уже в 8-15 снова выхожу на тропу. До Текелюшки я действительно дохожу менее чем за час. Отсюда начинается подъем на перевал Каратюрек, через который обычно ходят к Аккемской чаше. Но мне прямо, к Кучерлинскому озеру, к которому я и добираюсь еще за три часа. На тропе много туристов. Пожилой человек, из группы, идущей вниз, угостил меня компотом из жимолости, растущей здесь в изобилии. Компот был без сахара, так как его обычно на обратный путь всем не хватает. Перед озером крутой подъем на небольшой перевал, с которого неожиданно открывается панорама Кучерлинского озера. В начале Кучерлинского озера находится очень большой и столь же грязный туристический лагерь. Это благодаря большой и ровной поляне, позволяющей поставить почти неограниченное количество палаток. Так же это последнее место, куда доезжают на лошадях. Имеются тут стационарные навесы из досок и туалет. Я стараюсь как можно быстрее миновать это неприятное место. В конце поляны, на тропе, прямо перед палаткой перешагиваю через лошадиный череп - все, что осталось от разлагавшегося трупа лошади, на который мы наткнулись здесь в прошлом году. Неприятные воспоминания заставляют меня еще быстрее миновать это место. За поляной, наконец, начинается тропа без лошадиных следов, и всего, что к этому прилагается. За двумя ручейками должна быть удобная стоянка, где я и планирую остановиться на обед. Пообщавшись с молодыми людьми, которые здесь ночевали и, как раз собирались уходить, я на своей газовой плитке поджариваю несколько найденных прямо на тропе грибов и просушиваю палатку под выглянувшим из-за туч солнцем. Здесь я начинаю замечать, что у меня совсем пропадает аппетит, есть не хочется, и я с трудом «заталкиваю» в себя деликатес из жаренных свежих подберезовиков и моховиков. Тропа идет по самому берегу озера, тянущемуся более пяти километров. Крутые склоны, поросшие лесом, подступают к самой воде. Много поваленных деревьев. Бирюзовая гладь воды отражает небо и горы, из которой у берега торчат коряги, похожие на странных животных. На ночевку остановлюсь выше озера на впадающей в него и образующей реке Кони-Айры. Место удобное и очень красивое. Мимо с приятным шумом несутся ледяные воды реки, вверху проявляются яркие звезды. На соседнем каменном склоне суетятся пищухи, местные бесхвостые грызуны, похожие на больших хомяков. Пищухами они названы потому, что постоянно издают свист, похожий на птичий. Это профессиональные воришки, и с ними нужно держать ухо востро. Аппетит не появился ни вечером, ни следующим утром, и насильно съев за завтраком пару ложек молочной рисовой каши, мне приходится ее выбросить. Иду без обеда, и останавливаюсь на часовой отдых только для того, чтобы просушить на солнце палатку и спальник. Привязываю часть продуктов в пакете к дереву - к чему они, если все равно их не ем. К шестнадцати часам следующего дня я уже у водопада на Кони-Айры. Водяная пыль, поднимаемая тоннами падающей с грохотом воды с высоты нескольких десятков метров, наполняет пространство на подступах к водопаду. Это приятная свежесть после пути под жарким солнцем, в этот день редко скрывающимся за тучи. За водопадом тропа берет вверх гораздо круче, приближаясь к ледникам. Пейзаж меняется, заросли карликовой березы затрудняют движение. Иногда тропа совсем скрывается под ними, а иногда теряется на каменных осыпях. Зеленые краски все больше и больше сменяются серыми, деревья постепенно исчезают, но зато появляется масса цветов. Высокие горные склоны и скалы, с нависающими ледниками обступают со всех сторон, и, наконец, последние кедры, небольшими группками забирающиеся выше других деревьев, остаются позади. Пора искать удобное место для ночлега, чтобы на следующий день идти на перевал. Я дважды ходил через этот перевал в этом направлении, в 86-м и в 90-м и обычно останавливался на последней кедровой стоянке. Но там есть одно неудобство, за водой необходимо спускаться далеко вниз и продираться к ней через кусты. Поэтому я решаю идти выше, несмотря на то, что очень устал, и взятый темп, в три дня ходу сюда от Тюнгура, дал основательную перегрузку для организма. Погода грозится дождем, и в случае оного, будет очень неприятно продираться по мокрым кустам к воде, учитывая, что никаких емкостей для ее запаса у меня нет. Пересиливая усталость и головокружение и через каждые несколько минут останавливаясь, чтобы перевести дух, я поднимаюсь выше и выше. Наконец, тропа полезла вверх, вдоль небольшого ручейка, прыгающего по камням живой веселой струйкой. Метрах в десяти, на закруглении тропы крохотная, не сильно наклоненная площадка, на которой вполне можно установить палатку. Выбирать нечего, ведь до следующего места с водой и возможностью поставить палатку может быть не менее часа ходьбы. Тем более, что наклон и небольшие размеры площадки по существу ее единственный недостаток. Она закрыта от ветра, и великолепный цветочный ковер из ярко синих и оранжевых цветов в контрасте с суровым горным пейзажем являют удивительное зрелище. Аппетит пропал окончательно, словно желудок куда-то исчез, и нет необходимости его заполнять. Хочется только пить. Благо, я заранее намешал натуральный порошок какао с сухим молоком и сахаром, в расчете на утреннюю и вечернюю чашку горячего напитка на все шестнадцать планируемых дней похода. Это и становится моей основной едой. Тогда я еще думал, что это просто такой эффект из-за перенапряжения организма, и после отдыха все войдет в норму. Но все оказалось не так. Вечером радует великолепный закат, а утром просыпаюсь от шума дождя, бьющего по палатке, и раскатов грома. Дождь с грозой затихает только к обеду. Небольшой ветерок тут же высушивает траву и палатку, и даже проглядывает солнце. Я нарвал зеленого лука, растущего здесь в изобилии вперемежку с цветами, надеясь с помощью него поднять аппетит. В обычной жизни я лука практически не ем. Но даже со свежим жареным лучком, я не могу осилить и половину порции вермишели. Не могу я проглотить и пару небольших сухариков собственного производства, обычный «деликатес» в походах. Мысль о шоколаде вообще вызывает отвращение. Я решаю этот день отдохнуть, и дать организму восстановиться, но ночевать еще раз на покатом месте, где все время куда-то скатываешься, не хочется. Необходимо переместиться на более удобное место, и, собрав рюкзак, уже во второй половине дня я отправляюсь вверх по тропе. Вот и заросли карликовой березы остаются позади, и только низкорослые травы и мхи составляют компанию камню и льду. Менее чем через два часа я уже перед самым ледником. Двадцать лет назад он был намного длиннее, и нависал огромным круглым куполом-цирком, с крутыми, округлыми краями. Теперь он не только укоротился, но и, расколовшись на несколько сот метров вдоль, потерял свою левую (северную), освещаемую солнцем часть, так что на цирк он уже никак не похож. Место перед ледником, достаточно пологое, на берегу начинающей свой путь Кони-Айры, вполне можно поставить не одну палатку. Вода, текущая с ледника мутно-белая, с перетертым мрамором, но пить ее можно, за отсутствием иной. Подобрав удобное место, я устанавливаю палатку. Нежарко, но, несмотря на легкое головокружение из-за еще не пришедшего в норму организма, я чувствую сильный прилив энергии. Тело словно излучает тепло, и я, раздевшись, моюсь в ледяной воде. Солнце, редко выглядывающее из-за облаков, уже садится, и температура воздуха вряд ли выше пятнадцати градусов, но мне не холодно, и ветерок приятно сушит мокрую кожу. Вечером начинается сильная мигрень, голова болит всю ночь, и проходит только к утру, когда я, наконец, засыпаю, и снова просыпаюсь от шума дождя. Смотрю на часы, всего шесть часов. Вдруг, вместо спокойной капельной дроби, буквально в мгновение налетает шквальный ветер. Палатка резко пригибается, и в следующую секунду один из углов, с привязанными камнями, едет на меня. Палатка хлещет меня по голове, и я, чтобы удержать ее, растягиваюсь по диагонали, пытаясь удерживать рукой и ногой противоположные углы. Шквальные порывы ветра продолжаются несколько минут, и, кажется, меня сейчас поднимет на воздух вместе с палаткой и привязанными к углам камнями. Как только порывы ветра слабеют, я выскакиваю из палатки, и начинаю поправлять ее углы, наваливая на них горы больших, тяжелых камней. Слава богу, дождь в этот момент был не столь сильный, и вещи в палатке промокнуть не успели. Я привязываю к палатке дополнительные растяжки и укрепляю их большими камнями. Ветер продолжает гнуть и трепать палатку, но сдвинуть камни у него сил уже не хватает, и к обеду, наверное, поняв, что все равно меня не достанет, наконец, затихает. А дождь все идет и идет. Изредка дождь затихает минут на пять-десять, и можно вылезти наружу и размять затекшие мышцы, пока не началась новая волна дождя. По склонам вокруг образовалась целая сеть новых ручьев и целых рек. Метрах в пятидесяти от палатки начинает оползать каменистая осыпь, обнажая спрятанный под ней лед. Мелкие камни вперемежку с мраморной грязью медленно ползут вниз, но когда очередь доходит до крупных кусков скал, они с грохотом срываются вниз, преодолевая вприпрыжку довольно большие расстояния. Благо место я выбрал достаточно безопасное. Я свою палатку специально модернизировал так, чтобы между внутренней палаткой и тентом был достаточный «предбанник», в котором можно готовить пищу на газовой плите, не взирая на дождь. Крохотную газовую плитку я оборудовал дополнительным кожухом из тоненькой нержавейки, который не только полностью защищает пламя от любого ветра и значительно повышает кпд, экономя газ, но и делает ее достаточно безопасной, для пользования в палатке, пряча открытое пламя. Я всегда предпочитаю разумный комфорт там, где его не трудно создать, и чашка горячего чая в палатке, среди скал и льда, когда за тоненькой тканью проливной дождь, согласитесь, приятная мелочь. Но вскоре обнаруживается еще одна проблема. Я вдруг замечаю, что ручей течет прямо под палаткой, и я лежу на воде, благо днище палатки и теплоизоляционный коврик – непромокаемые. Приходится выжидать паузу в дожде, и заниматься гидротехническим строительством, чтобы пустить поток в обход палатки. В качестве орудия труда, подобно далеким предкам, использую плоский тонкий скол камня. Дождь идет ровно сутки, и я снова просыпаюсь от дождя в шесть часов утра, но уже лишь для того, чтобы запечатлеть в памяти его последние капли. Горное ущелье сплошь закрыто туманом. Кроме ближайших к палатке камней ничего не видно. Даже местные аборигены-цветы, непонятно каким образом умудряющиеся вырастать на сплошных камнях, выглядят понурыми и съежившимися, как промокшие под дождем котята. . Но ромашки уже подняли свои головки в ожидании солнца, и я явно ощущаю, что погода меняется, и сегодня можно будет идти на перевал. Вскоре сквозь пелену тумана начинает ощущаться тепло восходящего солнца. На востоке заиграли волны света, слегка высвечивая и обнажая край ледника, в какой-то удивительной мистерии,... ...в буквальном смысле этого слова – игре тумана. Наконец, проявляются синие проблески на небе, и туман, поднимаясь вверх облаками, уходит вниз по ущелью. Облака еще какое-то время кружатся вокруг высоких вершин и постепенно рассеиваются. Солнце в одно мгновение высушило камни, и я разбрасываю на них подмокшие вещи и палатку, которые высыхают прямо на глазах. Собираю рюкзак и выхожу в направлении перевала уже после часа дня. Обхожу левую, растаявшую часть начала ледника по камням. По существу, под этими камнями все тот же ледник. Наконец выбираюсь на сам ледник, по нему придется идти еще не один километр. Двигаться по леднику достаточно комфортно, это не прыгать по камням. Лед шероховатый, покрытый мелкими камнями и пылью, и совсем нескользкий. Кругом текут ручейки, и даже целые реки. Трещин в этой части ледника нет, по крайней мере, на его серединной, выпуклой части, по которой идти наиболее безопасно. Но к середине пути появляется полоса трещин. Далеко впереди замечаю три крохотные фигуры. Кто-то идет мне навстречу. Трещины неширокие, метр-полтора, не более, но вниз уходят на десятки и даже сотни метров. Проходят они не через весь ледник, и напоминают сетку. Их можно обходить, либо выбирать узкие места и перепрыгивать. Эти трещины одни из самых безобидных, и легко преодолимы. Они не имеют тонких карнизов, с полостями под ними, и перемычек из мягкого свежего снега, могущих стать смертельной ловушкой для неопытного туриста. Группа из трех человек, двигаясь мне навстречу, преодолевает трещины в веревочной связке. По технике безопасности так положено, чтобы если сорвется один, другие его удержат. Они в касках и с ледорубами и выглядят серьезными скалолазами в отличие от моего несерьезного вида с лыжной палкой в руках и полным отсутствием какого-либо ледового снаряжения. К тому же, я умудрился забыть дома панаму, и иду с непокрытой головой и сгоревшим на солнце носом. Трещины для меня дело привычное, и я спокойно преодолеваю их, быстро находя рациональный путь. Наконец встречаемся. Выясняется, что это группа из массовой миссии МЦР. Женщина и двое мужчин. Они проехали на лошадях по маршруту Рериха до верховий Катуни, но несколько дальше, до впадения реки Капчал, и по нему до перевала. Далее через Восточно-Капчальский перевал пошли пешком, для встречи на Кучерлинском озере с основной массовой группой. - МЦР меня записал во враги, - не скрываю я от них. - Я нашла место, с которого Николай Константинович писал Белуху с юга. Там надо на небольшую горку подняться, где доходила экспедиция. Но пока это секрет, я об этом потом напишу, - с легкой гордостью говорит женщина, по-видимому, руководитель группы. Разговор длился недолго. Им надо спешить на запланированную встречу. Дождь так же задержал их на день. Интересуются состоянием тропы, и успеют ли дойти сегодня до Кучерлинского озера. Я выражаю сомнение: - Час-полтора до конца ледника, еще столько же до кедров, там еще столько же до водопада, затем минимум четыре часа до верхней части озера…, и при условии правильного нахождения тропы и очень большого темпа, хотя и вниз, но все же... Предлагаю сфотографировать их на память, и расходимся в разные стороны. Полоса трещин заканчивается. Остается последняя снежная часть ледника. К своему удивлению обнаруживаю, что вместо глубокого снега, в который я проваливался по пояс в прежние годы, его здесь не более десяти сантиметров поверх льда. В приготовленных заранее бахилах, для защиты ног и брюк от снега нет никакой надобности. Они так и остаются в кармашке рюкзака, а я иду вперед, проваливаясь не более чем по щиколотку. Да, воздействие глобального потепления здесь более чем заметно. Прямо на снегу лежит лыжная палка. Она сильно изогнута, но я выпрямляю ее и беру с собой. Она длиннее, чем та, что у меня есть, к тому же с двумя удобнее - больше точек опоры, что и на льду и на камнях очень важно. Для гарантии тычу палками перед собой в снег, хотя по цвету снега видно. Что трещин здесь нет. Когда я шел здесь в девяностом, по пояс в снегу и почти при нулевой видимости из-за плотного снегопада, я отклонился от центра ледника к его краю, где гораздо больше вероятности наличия трещин. В один момент, ткнув палкой перед собой, я почувствовал, что она без усилий уходит куда-то вниз. Ощущение было не из приятных, особенно, когда я ткнул позади себя, и палка снова провалилась в пустоту. Пришлось ложиться на спину и ползти несколько метров назад, пока палка не стала упираться в твердое основание. По уклону ледника я вернулся на его центральную линию, и вскоре впереди, сквозь белую пелену снега, сквозь который не было видно буквально ничего, засветилось яркое пятно голубого света. Это лучи солнца пробились через прогалину перевала в скалах и указали мне путь. Вот и линия перевала. Раньше ледник буквально выходил на нее, но сейчас его уровень гораздо ниже, и придется преодолевать хоть и короткий, но крутой ледово-снежный подъем, с двумя опасными трещинами в начале и в конце. Плотный и неглубокий снег позволяет без особого труда подняться, соблюдая осторожность, так как трещины здесь уходят под снег, и могут иметь тонкие карнизы. Если так пойдет дальше с потеплением, то вскоре, здесь уже будет лед, а не снег, и подъем без «кошек» на ботинках станет проблематичным. В 16-30 я, наконец, на кромке перевала. Сзади, откуда я пришел, и куда ушли МЦР-овцы, надвигается темная пелена, и там практически ничего не видно. Начинается ветер и снежная крупа. По другую сторону перевала, куда мне предстоит спускаться, пока ясно, местами красивый горный пейзаж освещен солнцем. Клубы тумана, надвигаясь сзади, курятся как дым у кромки перевала, словно боясь ее переступить, как магическую черту. На камне лежит орешек, изюминка, какой-то цукатик и еще что-то. Похоже, это приношение местным духам оставили МЦР-овцы, и пищухи не успели его оприходовать. Далеко в стороне нахожу турку с запиской. Записка принадлежит группе, прошедшей здесь несколько дней назад. Дописываю несколько слов на ней и кладу ее на место. Спуск с перевала до Капчальского ледника здесь несложный, по не очень длинной каменистой осыпи. Из всех перевалов категории 1Б, через которые мне доводилось ходить, этот Восточно-Капчальский самый легкий и безопасный. Если далее спускаться по Капчалу, от его истоков, то получается большой круг, который можно сократить через «проходной» перевал «Сыпучий», такой же категории сложности. По плану я должен преодолеть его до конца этого дня, и путь к южной стороне Белухи и истокам Катуни будет открыт. Продолжение >>> Часть 1 ,Часть 2 , Часть 3 , Часть 4 |
|
Сейчас посетителей в разделе : 1 |