Борис Бажанов
       > НА ГЛАВНУЮ > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Б >

ссылка на XPOHOC

Борис Бажанов

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
1937-й и другие годы

Борис Бажанов

Воспоминания бывшего секретаря Сталина

ГЛАВА 5. НАБЛЮДЕНИЯ СЕКРЕТАРЯ ПОЛИТБЮРО

ГЕРМАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. РАСШИРЕНИЕ РЕВВОЕНСОВЕТА. СВОБОДА ВНУТРИ ПАРТИИ. ПАРТИЙНЫЙ БЮРОКРАТИЗМ И МАНЕВРЫ ВОКРУГ НЕГО. ДИСКУССИЯ. ПРАВАЯ ОППОЗИЦИЯ И ЛЕВЫЙ ТРОЦКИЙ. МЕТОД СТАЛИНА. СТАЛИН - АНТИСЕМИТ. ПОСКРЕБЫШЕВ.

Недели через две после начала моей работы в Политбюро, 23 августа 1923 года, я секретарствую на особом, чрезвычайно секретном заседании Политбюро, посвященном только одному вопросу - о революции в Германии. На заседании присутствуют члены и кандидаты Политбюро, и кроме того Радек, Пятаков и Цюрупа. Радек, член исполкома Коминтерна, делает доклад о быстро растущей революционной волне в Германии. Первым после него берет слово Троцкий. "Хронически воспаленный Лев Давыдович", как называют его злые языки, чувствует себя в своей стихии и произносит сильную речь, полную энтузиазма.

Вот, товарищи, наконец, эта буря, которую мы столько лет ждали с нетерпением и которая призвана изменить лицо мира. События, которые идут, будут иметь колоссальное значение. Германская революция - это крушение капиталистического мира. Но надо видеть действительность, как она есть. Для нас это игра ва-банк. Мы должны поставить на карту не только судьбу германской революции, но и существование Советского Союза Если германская революция удастся, капиталистическая Европа не сможет ее допустить и попытается раздавить ее силой оружия. Мы со своей стороны должны бросить в борьбу все наши силы, так как исход борьбы решит все. Или мы выиграем, и победа мировой революции обеспечена, или мы проиграем, и тогда проиграем и первое пролетарское государство в мире, и нашу власть в России. Значит мы должны проявить огромную энергию. Мы слишком запоздали с нашей подготовкой. Германская революция идет. Не слышите ли вы ее железную поступь? Не чувствуете ли вы, как высоко поднялась волна? Надо спешить, чтобы катаклизм не застал нас врасплох. Не чувствуете ли вы, что это уже вопрос недель?

Политбюро ничуть не разделяло энтузиазма Троцкого. Нет, они всего этого не видели и не чувствовали. Конечно, они были согласны, что германская революция - дело очень серьезное, но совсем не согласны с тем, чтобы связать успех германской революции с самим существованием советской власти в России. И потом, действительно ли события в Германии стоят уже на повестке дня?

Зиновьев этого совсем не думает. Вопрос недель? Как всегда, темперамент товарища Троцкого его увлекает в сторону от реальности. Хорошо, если это вопрос месяцев: и вообще, в таких важных вещах надо быть осторожным и действовать обдуманно. Сталин, не выходя из общих и неопределенных фраз, добавил в том же духе, что пока ни о какой революции в Германии говорить не приходится. Этой осенью? Хорошо, если революционная ситуация разовьется к весне.

Но тройка, стараясь подчеркнуть, что она совсем не согласна с прогнозами Троцкого и, во всяком случае, на поводу у него не пойдет, все же почувствовала, что революционная волна в Германии подымается, и был решен ряд мер для ее всяческого развития.

Была создана комиссия ЦК из четырех членов для руководства всей работой по германской революции. В нее входили Радек, Пятаков, заместитель Председателя Высшего Совета Народного Хозяйства, Уншлихт, заместитель председателя ГПУ, и Вася Шмидт, нарком Труда. Они сейчас же отправились в Германию с фальшивыми паспортами в порядке подпольной работы.

Функции среди них были распределены так. Радек должен был руководить Центральным Комитетом Германской компартии, передавая ему директивы Москвы как директивы Коминтерна. Шмидт (немец по происхождению) должен был руководить организацией революционных ячеек в профессиональных союзах, то есть тех заводских комитетов, которые после переворота должны были стать советами и на своем чрезвычайном конгрессе должны были провозгласить советскую власть в Германии. На Пятакова была возложена общая координация всей работы и связь с Москвой. На Уншлихта была возложена организация отрядов вооруженного восстания для переворота, их рекрутирование и снабжение оружием. На него же была возложена организация германской чека для истребления буржуазии и противников революции после переворота. Наконец, на посла в Берлине Крестинского было возложено финансирование германской революции из коммерческих фондов Госбанка, депозированных в Берлине для коммерческих операций.

В первых же докладах из Берлина Пятаков донес о низком качестве руководства германской компартии. По его мнению, ни в смысле организационном, ни политическом лидеры компартии были далеко не на высоте положения. Их вызвали в Москву. На Политбюро их не пускали, ими занимались Зиновьев и Бухарин. Дело осложнилось тем, что кроме официального руководства (группы Брандлера), подобранного Коминтерном, в верхах германской компартии была другая группа, имевшая по существу больше веса - группа Маслова - Рут Фишер. Она держала себя по отношению к возглавлению Коминтерна очень независимо. Зиновьеву это чрезвычайно не нравилось, и он ставил на Политбюро вопрос даже так, что надо предъявить Маслову ультиматум: или он получит большую сумму денег, выйдет из партии и уедет из Германии, или Уншлихту будет дан приказ его ликвидировать. Но Маслов держался твердо и ни на какие компромиссы не шел.

Пока шли все эти торги, начало выясняться, что германская компартия совершенно не подготовлена к быстрым и решительным действиям, и работа ее хромает на все четыре ноги. Наоборот, аппарат полпредства, консульств и торгпредства в Германии действовал быстро и образцово, развертывая чрезвычайно активную и плодотворную работу. Политбюро перенесло центр тяжести на него. Полпред в Германии Крестинский был включен пятым членом в комиссию ЦК. Полпредство и торгпредство занялись и покупкой, и транспортом оружия, и организационной работой. В России была произведена мобилизация всех коммунистов немецкого происхождения или говорящих по-немецки, и их отправляли в Германию на подпольную работу.

Доклады Пятакова становились все более оптимистичными. Чрезвычайно ухудшавшееся экономическое положение Германии возбуждало все большее недовольство рабочих масс. Умелая и широкая пропаганда подливала масла в огонь, и революционная волна быстро росла. Политбюро собиралось все чаще, чтобы обсуждать разнообразные практические вопросы революционной работы. Доклады Пятакова были точны и подробны. Средства ассигновались огромные - решено средств не жалеть. Первоначальная оппозиция тройки Троцкому была забыта - теперь все были согласны, что германская революция на носу.

В конце сентября состоялось чрезвычайное заседание Политбюро, настолько секретное, что на него были созваны только члены Политбюро и я. Никто из членов ЦК на него допущен не был. Оно было созвано для того, чтобы фиксировать дату переворота в Германии. Он был назначен на 9 ноября 1923 года.

План переворота был таков. По случаю годовщины русской октябрьской революции рабочие массы должны были выйти на улицу на массовые манифестации. Красные сотни Уншлихта должны были провоцировать вооруженные конфликты с полицией, чтобы вызвать кровавые столкновения и репрессии, раздуть негодование рабочих масс и произвести общее рабочее восстание.

По заранее разработанному плану отряды Уншлихта должны были занять важнейшие государственные учреждения и должно было быть создано советское революционное правительство из членов ЦК германской компартии; вслед за тем экстренный конгресс заводских комитетов должен был провозгласить советскую власть.

Решение о дате переворота не должно было быть известно никому даже из членов Центрального Комитета Партии. Я изготовил протокол заседания в такой форме:

Слушали: Постановили:

Вопрос т. Зиновьева. См. особую папку.

Это - все, что было сообщено членам ЦК как протокол заседания Политбюро. Все же принятые решения я записал как постановление Политбюро и поместил в мою "особую папку".

Несколько слов об "особой папке". В моем кабинете находился несгораемый сейф, единственный ключ от, которого был у меня. В сейфе хранились особо секретные постановления Политбюро, которые должны были быть известны только членам Политбюро. Члены ЦК, которые хотели бы с ними ознакомиться, должны были просить на это разрешения Политбюро, и только с этого разрешения я мог показать им соответствующее постановление. Надо сказать, что за все время моей работы в Политбюро такого случая не было.

Но германская революция 1923 года не удалась. В октябре стало ясно, что за подготовку взялись слишком поздно, что сроки были рассчитаны плохо, что революционная волна в своем апогее и начинает идти на убыль, а нужная организационная и пропагандистская работа требуют еще по крайней мере двух-трех месяцев. Скоро революционная волна начала спадать так быстро, что Политбюро должно было констатировать, что шансов на переворот практически нет и что его надо отложить до лучших времен. Троцкий сделал ряд острых критических замечаний насчет того, что Зиновьев и Коминтерн все проглядели и занялись всем слишком поздно, а Зиновьев и Сталин отделались разговорами о том, что Троцкий переоценил остроту революционной ситуации и что в конце концов правы оказались они. В Коминтерне всю вину возложили на неспособное руководство группы Брандлера, и после долгой внутренней грызни в апреле 1924 года объявили группу Брандлера "правой" и исключили ее из партии. Руководство немецкой компартией было передано группе Маслова - Рут Фишер. Но затем в борьбе тройки с Троцким эта группа склонилась на сторону Троцкого, и ее скоро объявили троцкистской и от руководства компартией не без труда отстранили. В 1927 году она окончательно возглавила троцкистскую организацию в Германии.

В сентябре тройка решила нанести первый серьезный удар Троцкому. С начала гражданской войны Троцкий был организатором и бессменным руководителем Красной Армии и занимал пост Народного Комиссара по Военным Делам и Председателя Реввоенсовета Республики. Тройка наметила его отстранение от Красной Армии в три этапа. Сначала должен быть расширен состав Реввоенсовета, который должен был быть заполнен противниками Троцкого так, чтобы он оказался в Реввоенсовете в меньшинстве. На втором этапе должно было быть перестроено управление Военного Министерства, снят заместитель Троцкого Склянский и на его место назначен Фрунзе. Наконец, третий этап - снятие Троцкого с поста Наркомвоена.

23 сентября на пленуме ЦК тройка предложила расширить состав Реввоенсовета. Новые введенные в него члены были все противниками Троцкого. В числе нововведенных был и Сталин. Значение этой меры было для Троцкого совершенно ясно. Он произнес громовую речь: предлагаемая мера - новое звено в цепи закулисных интриг, которые ведутся против него и имеют конечной целью устранение его от руководства революцией. Не имея никакого желания вести борьбу с этими интригами и желая только одного - служить делу революции, он предлагает Центральному Комитету освободить его от всех его чинов и званий и позволить пойти простым солдатом в назревающую германскую революцию. Он надеется, что хоть в этом ему не будет отказано.

Все это звучало громко и для тройки было довольно неудобно. Слово берет Зиновьев с явным намерением придать всему оттенок фарса и предлагает его также освободить от всех должностей и почестей и отправить вместе с Троцким солдатами германской революции. Сталин, окончательно превращая все это в комедию, торжественно заявляет, что ни в коем случае Центральный Комитет не может согласиться рисковать двумя такими драгоценными жизнями и просит Центральный Комитет не отпускать в Германию своих "любимых вождей". Сейчас же это предложение было самым серьезным образом проголосовано. Все принимало характер хорошо разыгрываемой пьесы, но тут взял слово "голос из народа", ленинградский цекист Комаров с нарочито пролетарскими манерами. "Не понимаю только одного, почему товарищ Троцкий так кочевряжится". Вот это "кочевряжится" окончательно взорвало Троцкого. Он вскочил и заявил: "Прошу вычеркнуть меня из числа актеров этой унизительной комедии". И бросился к выходу.

Это был разрыв. В зале царила тишина исторического момента. Но полный негодования Троцкий решил для вящего эффекта, уходя, хлопнуть дверью.

Заседание происходило в Тронном зале Царского Дворца. Дверь зала огромная, железная и массивная. Чтоб ее открыть, Троцкий потянул ее изо всех сил. Дверь поплыла медленно и торжественно. В этот момент следовало сообразить, что есть двери, которыми хлопнуть нельзя. Но Троцкий в своем возбуждении этого не заметил и старался изо всех сил ею хлопнуть. Чтобы закрыться, дверь поплыла так же медленно и торжественно. Замысел был такой: великий вождь революции разорвал со своими коварными клевретами и, чтобы подчеркнуть разрыв, покидая их, в сердцах хлопает дверью. А получилось так: крайне раздраженный человек с козлиной бородкой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью. Получилось нехорошо.

С этого решения пленума о Реввоенсовете борьба между тройкой и Троцким вступает в открытую фазу. Эта борьба была основным занятием тройки в последние месяцы 1923 года. Главные политические документы этой эпохи посвящены этой борьбе и ее отражают. Поэтому и позднейшие историки партии понимают внутрипартийные события этого времени как борьбу большинства Центрального Комитета с оппозицией и оппозицией именно троцкистской. Действительность была совсем иной, и она была много сложнее.

Чтобы понять историческую истину того времени, надо сделать несколько предварительных пояснений.

НЭП, то есть отступление Ленина от коммунизма к некоторой практике свободного рынка и появлению стимула свободного хозяйствования, привел к быстрому улучшению условий жизни. Крестьяне снова начали сеять, частная торговля и кустарничество начали доставлять на рынок давно исчезнувшие товары, страна начала оживать. Начавшаяся денежная реформа вела к замене ничего не стоивших миллиардов солидным и твердым червонным рублем. Но казенное и бюрократическое администрирование, привыкшее к командованию времен вчерашнего интегрального коммунизма, не поспевало за жизнью. В частности, снабжение городов, рабочих и служащих было еще очень плохо. Недовольство рабочих, единственного класса, смевшего свое недовольство выражать, проявилось в волне забастовок, которые прошли летом 1923 года. Это сейчас же отразилось созданием в партии "Рабочей правды" и "Рабочей группы" Богданова и Г. Мясникова. Эти группы обвинили партийный аппарат в бюрократическом перерождении и в полном равнодушии к интересам рабочих.

В это время политическая жизнь не выходила из рамок партии. Страна была разделена на два лагеря. Один - огромная беспартийная масса, совершенно бесправная и целиком отданная во власть ГПУ. Эта масса была раздавлена диктатурой, сознавала, что не имеет никаких прав не только ни на какую-либо политическую жизнь, но даже и на какое-либо правосудие. Идея правосудия была упразднена. Был суд, рассматриваемый как орудие диктатуры и руководившийся в теории классовым сознанием и нуждами классовой борьбы, а на практике полным произволом мелких партийных сатрапов. И то этот жалкий суд имел отношение только к мелким бытовым и уголовным делам. Во всем же главном и основном, рассматриваемом как область политическая, "сфера классовой борьбы", царил полный произвол органов ГПУ, которые могли арестовать кого угодно по каким-то только ГПУ известным подозрениям, расстрелять человека по решению какой-то никому не известной "тройки" или по ее безапелляционному постановлению загнать его на 10 лет истребительной каторги, официально называемой "концентрационным лагерем". Все население дрожало от страха перед этой организацией давящего террора.

Наоборот, во втором лагере, состоявшем из нескольких сот тысяч членов коммунистической партии, царила довольно большая свобода. Можно было иметь свое мнение, не соглашаться с правящими органами, оспаривать их решения. Эта "внутрипартийная демократия" шла еще от дореволюционных времен, когда она была явлением нормальным для партии, участие в которой было делом свободного желания ее членов. В эти дореволюционные времена в партии тоже шла жестокая борьба за руководство, которое, кстати, обеспечивало право распоряжаться партийной кассой и право обладания органами печати партии. Никакого ГПУ еще не было, нужно было пытаться выиграть убеждением. Это даже Ленину далеко не всегда удавалось, хотя партия (и ее основной характер - партии профессиональных революционеров) были детищем Ленина. Не раз Ленин оставался в меньшинстве (и терял и кассу, и партийную прессу) и с большим трудом и проведением трудных и не всегда красивых комбинаций должен был снова их отвоевывать. Но эта свободная борьба внутри партии создала длительную привычку внутрипартийной свободы, которая еще продолжалась (она исчезнет лишь через несколько лет, когда Сталин возьмет все в свои руки).

С другой стороны, так как политическая жизнь была возможна только внутри партии, то социальные процессы. происходившие в стране, могли выявиться наружу лишь косвенным путем, через влияние и давление беспартийной массы и ее жизни на членов партии. Это было сравнительно нетрудно во влиянии рабочих слоев, так как проникнутая марксистской фразеологией партия постоянно искала контакта с рабочими. Отсюда довольно быстрое проникновение и оживление в начале осени 1923 года групп разной "рабочей оппозиции" в партии. Отсюда же довольно живая реакция на них партийного руководства. Опасаясь, чтобы Троцкий не завладел этой оппозицией, члены большинства ЦК постарались захватить инициативу. Троцкий на заседаниях Политбюро начал свирепо атаковать партийную бюрократию. Хорошо помню сцену, как глядя в упор на Молотова, сидевшего против него по другую сторону стола, Троцкий пустился в острую филиппику против "бездушных партийных бюрократов, которые каменными задами душат всякое проявление свободной инициативы и творчества трудящихся масс". Молотову, имя которого Троцкий не называл, надо было смолчать в сделать вид, что речь идет совсем не о нем, и еще лучше одобрительно кивать головой. Вместо этого он, поправляя пенсне и заикаясь, сказал: "Не всем же быть гениями, товарищ Троцкий".

(Зрелище было жалкое; мне было неловко за Молотова. Кстати, как пишется история: в 1929 году, очутясь за границей, я эту сцену описал в печати; каково было мое удивление, когда в 1932 году в книжке "Советские портреты" Дмитриевского, советского дипломата, бежавшего от Советов, был приведен весь мой текст, но вслед за этим по Дмитриевскому Молотов принял вызов. Спокойно улыбнулся. Тихо, как всегда, немного заикаясь, сказал: "Не всем быть гениями, товарищ Троцкий; а сильнейший всегда тот, кто побеждает". Конечно, ничего подобного Молотов не добавлял, но для Дмитриевского 1932 года Троцкий был фанатический и исступленный еврейский революционер, а Молотов - твердый и превосходный руководитель нового курса России, будто бы вступившей на путь патриотизма и национализма; откуда это вымышленное добавление).

Чтобы завладеть инициативой, большинство Политбюро торжественно осудило бюрократизм в партии и немедленно создало комиссию во главе с Дзержинским, которая должна была разобрать вопросы о бюрократизме в партии, и об источниках недовольства трудящихся масс. На сентябрьском пленуме ЦК комиссия Дзержинского сделала доклад о внутрипартийной политике, сведя вопрос о бюрократии к тому, что во многих партийных организациях господствует "назначенство" вместо выборов.

Более серьезен был ее доклад о "ножницах цен". Партия установила слишком высокие цены на промышленные товары и слишком низкие на сельскохозяйственные продукты. Это была политика восстановления и стройки промышленности за счет крестьянства. Она вызвала резкое недовольство крестьянства, которое чувствовало себя обманутым: ему дали свободу продавать свои излишки на рынке, но государство, владевшее главной частью торгового аппарата, заставляло его продавать хлеб слишком дешево и платить за промышленные товары слишком дорого. Пленум поручил Политбюро принять "практические меры" по этому поводу (то есть от постановки всей большой проблемы на время отмахнулись).

8 октября Троцкий присылает в Политбюро письмо будто бы по этим экономическим вопросам. На самом деле суть письма была в острой атаке против партийной бюрократии и в констатировании того, что не партия принимает какие-либо решения, а что во всем командуют бюрократы - партийные секретари. Одновременно это письмо начало широко в партии распространяться сторонниками Троцкого. Тройка предпочла не выступать самой, а предписала послушной ЦКК запретить распространение письма Троцкого, что ЦКК и проделала 15 октября. Но 15-го же октября в ЦК поступило так называемое "заявление 46" о внутрипартийном режиме. Это письмо шло от союза двух групп: старой группы децистов демократического централизма), в которой наибольшую роль играли Осинский, В. Смирнов, Дробнис и Сапронов, и новой группы единомышленников Троцкого во главе с Пятаковым. Преображенским, Иосифом Коссиором и Белобородовым.

Собственно, в этих письмах и заявлениях ничего особенного не было, и они совсем не отражали процессов, происходивших в глубине партии. ЦК решил от них отделаться резолюцией, и в конце октября Пленум ЦК, осудив их решил, что дискуссия в партии по всем этим вопросам нецелесообразна, а чтобы показать, что ЦК и сам прежде всего против бюрократизма, 5 ноября было созвано объединенное заседание Политбюро и Президиума ЦКК, которое приняло единогласно резолюцию "о партийном строительстве", в которой торжественно провозглашалась преданность партийного руководства внутрипартийной демократии и так же торжественно осуждался бюрократизм в партии. Чтобы разъяснить все это партии, Зиновьев написал статью "Новые задачи партии", которая сводилась к разговорам об усилении внутрипартийной жизни и опубликовал ее в "Правде" от 7 ноября. Политбюро ожидало успокоения. Но вместо этого в партийных организациях начали происходить какие-то бурные и непонятные процессы. В частности во многих организациях столицы голосования происходили не в пользу ЦК, а против него. Тогда Политбюро в середине ноября решило открыть партийную дискуссию и, сосредоточив энергичную кампанию против Троцкого, разгромить его и оппозицию.

Началась знаменитая "односторонняя дискуссия". И в статьях прессы, и в выступлениях на ячейках, ЦК мобилизовав все силы против Троцкого и его "троцкистской" оппозиции, обвиняя их во всех смертных грехах. То, что казалось во всем этом наиболее удивительным, это то, что Троцкий молчал, в дискуссии участия не принимал и на все обвинения никак не отвечал. На заседаниях Политбюро он читал французские романы, и когда кто-либо из членов Политбюро к нему обращался, делал вид, что он этим чрезвычайно удивлен.

Эту загадку я, получая много самых разнообразных материалов о том, что происходило в партии, разгадал очень быстро. Дело было в том, что оппозиция осени 1923 года (так называемая первая оппозиция) была совсем не троцкистская. Вообще надо относиться чрезвычайно скептически к политическим контурам оппозиций всех этих годов. Обычно дело шло о борьбе за власть. Противник обвинялся в каком-то уклоне (правом, левом, кулацком, недооценке чего-то, переоценке, забвении чего-то, отступлении от заветов Ильича и т. д.), а на самом деле все это было выдумано и раздуто: победив противника, сейчас же без всякого стеснения принималась его политика (которая только что объявлялась преступной, меньшевистской, кулацкой и т. д.). Вообще говоря, Троцкий был, так сказать, "левее", чем ЦК, то есть был более последовательным коммунистом. Между тем ЦК приклеило его к оппозиции "правой". Эта правая оппозиция представляла нечто вроде неудавшегося идейного термидора, реакцией совершенно стихийной, развившейся внутри партии спонтанно, без программы, без вождей. Ни Троцкий, ни 46, ни рабочие оппозиции ее никак не выражали. Это была оппозиция коммунизму со стороны примкнувших к партии в первые годы революции элементов главным образом интеллигентских и идеалистических, которые первые увидели, что их надежды на построение какого-то лучшего общества оказались иллюзиями, что их надежды на то, что революция делается для какого-то общего блага, совершенно не оправдались, и что происходит образование какого-то нового бюрократического класса, который присваивает себе все выгоды от революции, сводя рабочих и крестьян, для которых будто бы делалась революция, на положение бесправных и нищих рабов. Так сказать "за что боролись?".

Реакция эта не нашла ни лидеров, ни нужных формулировок, и была выражена лишь в массовом протесте и массовых голосованиях против ЦК. Троцкий быстро разгадал правую сущность оппозиции. Но тут его положение стало очень трудным. Если бы он был беспринципным оппортунистом, став во главе оппозиции и приняв ее правый курс, он, как скоро выяснилось, имел все шансы на завоевание большинства в партии и на победу. Но это означало курс вправо, термидор, ликвидацию коммунизма. Троцкий был фанатичный и стопроцентный коммунист. На этот путь он стать не мог. Но и открыто заявить, что он против этой оппозиции, он не мог - он бы потерял свой вес в партии - и у атаковавших его последователей ЦК и у оппозиции, и остался бы изолированным генералом без армии. Он предпочел молчать и сохранять двусмысленность.

Трагедия была в том, что оппозиция, зародившаяся стихийно, не имевшая ни лидеров, ни программ, должна была принять Троцкого, которого ей навязывали как лидера. Это вскоре обеспечило ее быстрое поражение.

Но пока дискуссия и голосования на ячейках шли бурным темпом и все более обращались в поражение ЦК. Троцкий решил попробовать повернуть положение в свою пользу, а заодно дать оппозиции свои лозунги. 8 декабря он прислал в ЦК письмо. Оно было одновременно зачитано на партактиве Краснопресненского района и опубликовано в "Правде" 11 декабря в форме статьи "Новый курс". В ней он обвинял партийную верхушку в бюрократическом перерождении.

В середине декабря ГПУ робко пытается поставить Политбюро в известность о том, что в большей части партийных организаций большинство не на стороне ЦК. Я констатирую, что в огромной ячейке самого ЦК большинство голосует против ЦК. Я запрашиваю секретаря Московского комитета партии Зеленского о результатах голосований в Московской организации. Я получаю паническую сводку - ЦК потерял большинство в столичной организации, наиболее важной в стране; по ней равняются провинциальные организации.

На заседании тройки (утверждение повестки) я докладываю рапорт Зеленского. Для тройки это неожиданный удар.

Конечно, вопросу придается первостепенное значение. Зиновьев произносит длинную речь. Это - явная попытка нащупать и сформулировать общую линию политической стратегии по схемам Ленина. Но он хочет дать и свое - он хочет оправдать свою позицию политического лидера; он говорит о "философии эпохи", об общих стремлениях (которые он находит в общих желаниях равенства и т. д.). Потом берет слово Каменев. Он обращает внимание на то, что политические процессы в стране могут быть выражены только через партию; обнаруживая немалый политический нюх, он подозревает, что оппозиция - правая; переходя на ленинско-марксистский жаргон, он говорит, что эта оппозиция отражает силу возрождающихся враждебных коммунизму классов - зажиточного крестьянина, частника и интеллигенции; надо вернуться в ленинской постановке вопроса о смычке рабочего класса и крестьянства.

Пока речи идут на этих высотах, Сталин молчит и сосет свою трубку. Собственно говоря, его мнение Зиновьеву и Каменеву не интересно - они убеждены, что в вопросах политической стратегии мнение Сталина интереса вообще не представляет. Но Каменев человек очень вежливый и тактичный. Поэтому он говорит: "А вы, товарищ Сталин, что вы думаете по этому вопросу?" - "А, - говорит товарищ Сталин, - по какому именно вопросу?" (Действительно, вопросов было поднято много). Каменев. стараясь снизойти до уровня Сталина, говорит: "А вот по вопросу, как завоевать большинство в партии". - "Знаете, товарищи, - говорит Сталин, - что я думаю по этому поводу: я считаю, что совершенно неважно, кто и как будет в партии голосовать; но вот что чрезвычайно важно, это - кто и как будет считать голоса". Даже Каменев, который уже должен знать Сталина, выразительно откашливается.

На следующий день Сталин вызывает к себе в кабинет Назаретяна и долго с ним совещается. Назаретян выходит из кабинета довольно кислый. Но он человек послушный. В тот же день постановлением Оргбюро он назначен заведующим партийным отделом "Правды" и приступает к работе.

В "Правду" поступают отчеты о собраниях партийных организаций и результаты голосований, в особенности по Москве. Работа Назаретяна очень проста. На собрании такой-то ячейки за ЦК голосовало, скажем, 300 человек, против - 600; Назаретян переправляет: за ЦК - 600, против - 300. Так это и печатается в "Правде". И так по всем организациям. Конечно, ячейка, прочтя в "Правде" ложный отчет о результатах ее голосования, протестует, звонит в "Правду", добивается отдела партийной жизни. Назаретян вежливо отвечает, обещает немедленно проверить. По проверке оказывается, "что вы совершенно правы, произошла досадная ошибка, перепутали в типографии; знаете, они очень перегружены; редакция "Правды" приносит вам свои извинения; будет напечатано исправление". Каждая ячейка полагает, что это единичная ошибка, происшедшая только с ней, и не догадывается, что это происходит по большинству ячеек. Между тем постепенно создается общая картина, что ЦК начинает выигрывать по всей линии. Провинция становится осторожнее и начинает идти за Москвой, то есть за ЦК.

Между тем, на Политбюро разражается буря. Правда, буря в стакане воды.

Дело в том, что Мехлис и Каннер, нуждаясь в помощниках, берут в помощь себе сотрудников с неопределенными функциями (поди, в самом деле, определи функции самого Каннера). Каннеру помогает молодой любезный еврей, партийная кличка которого Бомбин. Он очень мил, его все называют "Бомбик", он хорошо поет арию Лоэнгрина "О, лебедь мой" и тщательно скрывает, что может иметь какие-либо связи с ГПУ (в особенности от меня, так как мои плохие отношения с ГПУ уже в это время всем известны). Мехлис взял к себе в помощь двух человек, во-первых, Маховера, который был Управляющим делами ЦК Комсомола и теперь по возрасту ушел из комсомола и переходит на партийную линию (он кончит тем, что будет в момент самоубийства Орджоникидзе его личным и преданным секретарем); во-вторых, Южака, чрезвычайно круглолицого и краснолицого молодого еврея.

Назаретян - человек очень аккуратный. Он не только переправляет результаты голосования организаций, но, чтобы Сталин отдавал себе правильный отчет в истинном положении дел, посылает Сталину сводки и о том, как голосуют на самом деле, и о том, как "Правда" это переделывает.

Мехлис докладывает эти сводки Сталину. Совершенно неожиданно для сталинского секретариата Южак оказывается скрытым троцкистом. Сводки болтаются на столе Мехлиса. Южак их похищает и доставляет Троцкому. Троцкий устраивает скандал на заседании Политбюро. Всем ясно, что Назаретян работает по сталинскому поручению. Члены Политбюро делают вид, что разделяют справедливое негодование Троцкого, и Сталин первый. Он обещает немедленно произвести расследование. Расследование длится неделю, но к его концу вообще уже все кончено, нужный результат достигнут, машина пошла в обратную сторону, большинство переходит на сторону ЦК, оппозиция потерпела поражение.

Сталин докладывает на Политбюро, что расследованием выяснена личная виновность Назаретяна, который немедленно отозван из партийного отдела "Правды" и удален из секретариата Сталина. Назаретян отослан в провинцию. Он будет председателем краевой контрольной комиссии на Урале. Он не простит Сталину, что Сталин не пытался его защищать и, наоборот, сложил всю вину на него. К Сталину он уже не вернется и будет расстрелян Сталиным в 1937 году. Не знаю, какова судьба Южака, но ни секунды не сомневаюсь, что он не пережил тридцатых годов - у Сталина хорошая память, и он никогда ничего не прощает.

О Сталине я все время узнаю новые детали. Как-то вдруг я узнаю, что Сталин - антисемит, что мне объясняет очень многое в следующие два года.

Узнаю я об этом случайно. Мы стоим и разговариваем с Мехлисом (Мехлис - еврей). Выходит из своего кабинета Сталин и подходит к нам. Мехлис говорит: "Вот, товарищ Сталин, получено письмо от товарища Файвиловича. Товарищ Файвилович очень недоволен поведением ЦК. Он протестует, ставит ЦК на вид, требует, считает политику ЦК ошибочной" и т. д. (Надо пояснить: товарищ Файвилович - четвертый секретарь ЦК комсомола; давным давно установлен порядок, что комсомол - подсобная организация для воспитания юношества в коммунистическом духе, но ее члены и руководители еще не члены партии и никакого права на обсуждение политических проблем партии не имеют - во всяком случае в рамках комсомола, - всякие попытки такого рода резко обрываются: куда лезете; вам еще рано; это дело еще не вашего ума).

Сталин вспыхивает: "Что этот паршивый жиденок себе воображает!" Тут же товарищ Сталин соображает, что он сказал что-то лишнее. Он поворачивается и уходит к себе в кабинет. Я смотрю на Мехлиса с любопытством: "Ну, как, Левка, проглотил?" - "Что? Что? - делает вид что удивляется, Мехлис. - В чем дело?" - "Как в чем? - говорю я. - Ты все ж таки еврей." - "Нет, - говорит Мехлис, - я не еврей, я - коммунист."

Это удобная позиция. Она позволит Мехлису до конца его дней быть верным и преданным сталинцем, и оказывать Сталину незаменимые услуги.

Меня все же интересует, каким образом Сталин, будучи антисемитом, обходится двумя секретарями-евреями, Мехлисом и Каннером. Я очень быстро выясняю, что они взяты в целях камуфляжа. Во время гражданской войны Сталин возглавлял на фронтах группу вольницы, ненавидевшей Троцкого, его заместителя Склянского и их сотрудников-евреев в Наркомвоене, что родило в партийной верхушке подозрения в сталинском антисемитизме. В последующем переходе к гражданской работе Сталин, чтобы рассеять эти подозрения, взял в свои ближайшие сотрудники Каннера и Мехлиса, сначала в свои сотрудники в Нар. Ком. Раб. Крест. Инспекции, номинальным руководителем которой Сталин был в 1921 - 1922 годах, а затем в свой секретариат в ЦК. В этом выборе ему никогда не пришлось раскаиваться. Каннер и Мехлис всегда были его преданными сотрудниками. Каннера он, впрочем, все же на всякий случай в 1937 году расстрелял - Каннер был его поверенным и исполнителем уж в слишком большом числе темных дел.

В конце 1923 года вся эта история с оппозицией заканчивается. Она имеет одно маленькое забавное последствие. Так как во время партийной дискуссии большинство в ячейке ЦК было завоевано оппозицией, встает вопрос о виновных. В первую голову ясна совершенная бездарность секретаря ячейки ЦК. Это - старая партийная борода, но явный болван. Каннер решает его заменить. Но такую важную вещь, как выбор нового секретаря ячейки ЦК (в ячейке почти полторы тысячи членов, - все сотрудники аппарата ЦК - коммунисты), он все же не решается провести без санкции Мехлиса и моей. Он ставит вопрос перед нами. Мы обдумываем. Мехлис вздыхает: "Мы партия рабочих; а в ячейке ЦК - все служащие, канцеляристы и бюрократы, ни одного рабочего; а тут нужен бы по партийной ортодоксии рабочий от станка или по крайней мере ручного труда. А какой тут в ЦК ручной труд?" Чтобы позабавиться, я говорю: "Стойте. Есть в ЦК один рабочий ручного труда". - "Не может быть, - говорят мои собеседники, - Это ты выдумываешь". - "Уверяю вас, что есть." - "Кто же эта синяя птица?"

Я им объясняю, что когда я работал у Молотова секретарем "Известий ЦК", худосочного журнала, о котором я говорил выше, то этот журнал приходил в напечатанном виде из типографии в экспедицию ЦК и оттуда рассылался по партийным организациям. В экспедиции был один рабочий, который все эти тюки паковал, таскал и рассылал. Маленький, лысый и, кажется, не дурак, фамилия - Поскребышев. При общем смехе решено его вызвать. Поскребышев приходит, ничего не понимая: почему и зачем он может быть нужен секретариату Сталина. Разговариваем с ним. Парень не дурак и уж будет послушен до крайности. Чуть ли не из озорства решаем его выдвинуть в секретари ячейки ЦК (раз это идет из секретариата Сталина, это проходит мгновенно). Поскребышев оказывается секретарем ячейки чрезвычайно послушным и даже слишком часто бегает к Каннеру за директивами.

Но озорство сталинских секретарей играет еще один раз решающую роль в карьере Поскребышева. В 1926 году Станислав Коссиор становится четвертым секретарем ЦК (в это время число секретарей увеличивается до пяти). Обычно перемещенный вельможа тянет за собой длинный хвост людей,- которым он доверяет, "своих ребят". Коссиор хочет показать, что он никакой своей группы не имеет и создавать не хочет, и когда его спрашивают, кого он хочет иметь своим помощником, скромно отвечает, что у него никакой кандидатуры нет и он предпочтет, чтобы ему кого-либо указал секретариат Сталина; Коссиор - маленький и лысый, Поскребышев - маленький и лысый; они представляют довольно комичную пару. Именно поэтому Каннер, давясь от смеха, предлагает в помощники Коссиору секретаря ячейки Поскребышева. Что и делается.

Так создавалась карьера будущего секретаря Сталина. Из секретариата Коссиора он перейдет в 1928 году в помощники Товстухи, после смерти Товстухи в 1935 году займет его место - помощником Сталина и заведующим Особым сектором, и восемнадцать лет будет верным денщиком Сталина, перед которым будут дрожать министры и члены Политбюро. Правда, он будет иметь неосторожность жениться на родной сестре жены Седова (сына Троцкого). Но когда его жена будет в 1937 году арестована по приказу подозрительного Сталина, он и глазом не моргнет и будет продолжать неотлучно пребывать при Сталине до 1953 года. Только за несколько месяцев до смерти Сталина он будет устранен и в трепете будет ждать своего расстрела. Какового расстрела Сталин все же не произведет.

Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. Книгоиздательство "Всемирное слово", Санкт-Петербург, 1992. (с) "Третья Волна", Париж, 1980.


Далее читайте:

Сталин Иосиф Виссарионович (биография)

Хрущев Никита Сергеевич (биография)

Аллилуева Надежда Сергеевна (биография)

Хрущев Н.С. Личное знакомство со Сталиным (глава из книги).

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС